Крым и Севастополь по-прежнему не Россия и не Украина. . Российская община Севастополя ютится в маленькой каморке Дома офицеров флота, зато бесплатно. "Все-таки американцы - молодцы, - робко обронила старушка, пришедшая за своей долей помощи. - Они нуждающимся помогают". "Ага, молодцы, - отвечал один из руководителей общины. - По 3 цента покупают бананы в Гондурасе и по 3 цента продают своим. А если Гондурас захочет продавать по 10 центов, его разбомбят». Пожилая женщина спорить не стала. Она собиралась перейти дорогу и присоединиться к таким же старушкам, защищающим только что открытый памятник Екатерине II. Вместе с ними от украинских оккупантов требовали освободить Севастополь несколько черносотенцев, пара десятков коммунистов и запорожские казаки, брезгливо требовавшие не путать их с гоголевскими козаками.
Картину дополняли ехидные улыбки телеоператоров, обязанных это действо запечатлевать для местных новостных программ. «А скоро вообще никто не поверит, что неделю назад, когда памятник открывали, здесь был весь город», - заметил один из них.
Китель для города
Над лидерами русских патриотов в Севастополе и Крыму принято посмеиваться. И, смеясь, слово в слово повторять их нехитрые тезисы. Крымский политолог Андрей Никифоров ситуацию анализирует так трезво и прагматично, что я не понимаю, почему друзья рассказывали мне о нем как об одном из самых пророссийских людей в Крыму. «В Крыму догадываются, что вернуть ничего невозможно?» - спросил я и спровоцировал лавину вопросов. «Почему невозможно?» Немного смущенная улыбка: собеседник понимает, что с политологией все, что он намерен сказать дальше, ничего общего иметь не будет. «Вы про геополитику слышали?» - спросил Никифоров. Со стороны могло показаться, что мы рассказывали друг другу анекдоты. «А почему бы не допустить, что, когда Украина совсем дойдет до ручки, не случится некий международный конгресс, который ее просто поделит?» - предположил он. «Верите?» - поинтересовался я. «Нет, конечно. Но почему бы и нет?»
Знакомый социолог сообщает: общекрымское желание слиться с Россией уже давно не выходит за пределы трети населения. Он со всей возможной объективностью пытается отделить рациональное от иррационального и, словно для иллюстрации, признается: «А я тоже против ухода Черноморского флота». «Почему?» - «Свое. Родное». И даже историк и политолог Александр Форманчук, которого весь политизированный Крым считает проукраинским, начинает разговор с того, что ему бы тоже хотелось в Россию. Просто, в отличие от остальных, он понимает, что это невозможно. Может быть, поэтому его и считают проукраинским.
«Вы бьетесь только за Севастополь или за Крым целиком?» - спросил я у лидера Российской общины Севастополя Раисы Телятниковой. «Сначала вернем Севастополь, потом займемся Крымом», - ответила она.
Симферополь, хоть до моря еще почти час ехать, - та самая провинция у моря, уже не такая глухая, но по-прежнему уютная и жизнелюбивая отрада для тех, кому выпало родиться в империи. Там весело улыбаются, обсуждая, какой из вариантов возвращения в Россию наиболее реален: суд, договоренность с Украиной или война. В Севастополе сразу следует дружеский совет: в общении с горожанами шутить на эту тему надо сдержанно. Город русской славы и бесчисленных памятников, ей посвященных, город почетных караулов и победившего без борьбы военно-патриотического воспитания, Севастополь строг и неулыбчив. Город в военно-морском кителе не нуждается даже в жизнерадостных кафе, потому что там нет курортников, а море - оно не для пляжного жизнелюбия, а исключительно для хранения славной истории, которая однажды остановилась. Город - музей под открытым небом держит оборону.
От российского вице-премьера Сергея Иванова в Севастополе ждали чуда продолжения новой политической линии России. Все догадывались, что вице-премьер - не мэр, пусть даже столицы, но на встречу с Ивановым шли как на военный совет. Московский гость для общения с ожидающими избрал жанр удивления. С этим удивлением он вслушивался в речи севастопольцев, которые, оказывается, рвутся в Россию, и только удивление, с которым невозможно было справиться, освобождало его от необходимости прямо сейчас на месте и бесповоротно решить вопрос. «Вы разочарованы?» - спрашивал я участников встречи. Одни бодро отвечали «нет», ссылаясь на таинственные заявления в кулуарах, другие, так же отрицательно качая головой, добавляли: «Да мы ничего и не ждали». Причем тут тоже имелся элемент нехитрого лукавства.
«Мы провели свой социологический опрос, - не без оптимизма рассказывает первый замглавы севастопольской госадминистрации, назначаемой из Киева, Владимир Казарин. - И получилось, что за возвращение Севастополя России высказывается всего лишь 42% населения». Я прикидываю в уме естественную административную погрешность, понимаю, что реальная цифра в таком случае никак не может быть меньше половины, и уточняю: «Вы считаете, что это мало?» Казарин невесело качает головой: «Было больше. И могло быть больше".
Но даже самые убежденные сторонники возвращения Севастополя в Россию при этом признают: могло бы быть и меньше.
Крейсер для туриста
Поводов для ностальгии у севастопольцев, пожалуй, больше, чем в среднем по всей бывшей сверхдержаве. Море, пусть даже военное, все равно было морем, особенно когда вокруг города стояли посты. Они фильтровали тех, кто желал бы приобщиться к великому миноборонному благополучию. Тут жили люди, которым страна дала все, даже заграничные походы, а с флотом и со всем его комфортом был связан каждый. И даже приборостроительный институт, работавший на флот, для выпускника советской севастопольской школы смотрелся недоразумением - только бескозырка была логическим продолжением жизни.
Севастополь был счастливым уроком той истории, в которой не было ни малейшей нужды сомневаться. А потом Севастополь превратился в бастион, в котором нужно было эту историю если не защищать, то хотя бы законсервировать. В городе, кажется, ничего не изменилось - ни в гостинице с неистребимым духом советского сервиса, но оцененного теперь как трех-четырехзвездный отель, ни в дешевой пельменной на центральной улице, за которую не бьется никто из желающих открыть современное кафе. Там, где висел советский флаг, теперь развевается российский, и только на незанятых высотах отвоевывает себе место украинский.
И, конечно, Черноморский флот, символ города, который, как все уже давно знают, только символом и остался. О том, что когда-то своим бюджетом Севастополь был обязан флоту, уже никто не вспоминает. Три года назад его вклад составлял 25%, сейчас уже 10%. И все меньше тех, кто реально связан с былой гордостью. «Флот - это теперь всего лишь бренд. В том числе и для курортников, - не без грусти заметил горожанин, никак не дававший повода заподозрить его в готовности изменить принципам. - Это же классно - приехать сюда из России, чтобы отдыхать на фоне русских моряков и попить пива под песни «Любэ».
Из всей судоремонтной базы флота, которая сама по себе была промышленностью, остался один завод. Подводная лодка на нем ремонтируется уже два года, и счастливой развязки не ожидается. Еще один бывший гигант, Севморзавод, фактически распался на четыре самостоятельных предприятия. Кто-то выполняет самую простую и неквалифицированную в кораблестроительном деле работу - кует корпуса для норвежцев, кто-то ремонтирует частные яхты. В общем, чинить гордость русской истории некому. Как заметил один из ветеранов флота, корабли, на которых он еще в 1986 году учился флотскому мастерству, уже тогда считались устаревшими лет на 15. Заявление российского командующего флотом о необходимости расширить флот, насчитывающий сегодня 35 кораблей, до 100 вызывает у знающих людей саркастический смех: откуда их взять? С Балтики, с Севера? Строить новые окажется минимум $1 млрд.
«Не в том дело, что на Черном море воевать не с кем, и если где вести боевое дежурство, то на Средиземном, а здесь иметь только тыловую базу, - посетовал человек, отдавший флоту всю трудовую жизнь. - Нынешний флот не в состоянии выполнить элементарную уставную задачу - в течение двух часов собраться и по команде выдвинуться. И все это знают». «На флот махнули рукой?» - «Да нет, не совсем».
Официальные лица Севастополя на вопросы о 2017 годе, когда истекает срок договоренностей о пребывании Черноморского флота в Севастополе, отвечают аккуратно: «Нужно вообще прекратить муссировать эту тему года до 2012-го или 2014-го. Нет, никаких признаков того, что флот собирается уходить, не наблюдается. Не спешите».
Между тем глава администрации Севастополя Сергей Куницын выдвинул идею превращения Севастополя в украинский Сингапур, и над этой идеей смеются не меньше, чем над лидерами российской общины. Во-первых, потому, что флот никуда не должен уходить, а, во-вторых, идею разного рода офшоров Куницын высказывает не впервые, и она не захватывает. Может быть, по той же причине, по которой сердца севастопольских и вообще крымских магнатов этой идее открыты еще больше, чем лозунгу «Навеки с Россией». Один из лидеров крымского олигархического топ-листа, депутат парламента Крыма Лев Миримский даже написал проект закона о создании свободной экономической зоны. «Автономия - значит автономия», - подчеркнул он. За несколько дней до нашей с ним встречи Украину потрясло известие о задержании двух крымских мэров, Алушты и Партенита. Причем партенитский градоначальник побил украинские рекорды: его поймали при получении взятки в $5,2 млн - на таком еще не ловили. Операцию провел министр внутренних дел Украины Юрий Луценко, что не без оснований было сочтено блистательным пиаром. Но факт вмешательства Украины в систему внутрикрымских договоренностей налицо, и я спросил у Миримского: «То есть офшор для того и нужен, чтобы оградить себя от таких неожиданностей?» Миримский немного обиделся. Оба мэра вместе с подконтрольными им городами входят в его сферу интересов и влияния.
В общем, Сингапур. Но на Украине. Но не только Сергей Куницын догадывается о том, что на фоне сомнительного с военно-стратегической точки зрения присутствия на Черноморском побережье куда соблазнительнее выглядят бизнес-перспективы. Одна перевалка грузов - часть необъятного золотого дна.
И флот снова становится символом исторической динамики.
Рыночную цену причальной стенки не возьмется в Севастополе определить ни один романтик. Огромная площадь прибрежной полосы с инфраструктурой не сравнится даже с курортными сотками, цена которой в Крыму доходит до $50 тысяч, а там счет идет на сотни гектаров. Флот землю арендует, но существуют десятки схем, по которым земля переходит в собственность заинтересованных фирм, не говоря о простой переуступке права аренды с последующим преимуществом при выкупе. Одна причальная стенка Черноморского флота уже принадлежит главному украинскому олигарху Ринату Ахметову. Другая - некоей фирме «Акар», которую знающие люди связывают с «Татнефтью».
«Если бы флот собирался тут оставаться, было бы логично ремонтировать судовой парк, модернизировать причалы, - полагает мой собеседник, проработавший на Черноморском флоте всю жизнь. - То, что наблюдается, свидетельствует о том, что флоту уже и не надо уходить. Он остается, только в другом качестве. А корабли - они уже и сейчас больше для туристов».
Проект для патриота
Но флот - лишь один из игроков на новом крымском рынке. А рынок ширится. По всему Крыму. Осведомленные люди по поводу алуштинского и партенитского скандалов говорят, что ничего особенного не случилось. Если взятку в $5,2 млн поделить на гектары, которые интересовали договаривавшиеся стороны, выйдет всего-то $4 тысячи за сотку, сущий пустяк. А великий земельный передел идет по всему Крыму не первый год, все как везде. За одним исключением: это Крым. В котором русская идея без переизданий и адаптаций существует в своем первозданном виде уже 17 лет, и местные аналитики спорят только о том, сколько еще времени тут можно будет выигрывать любые выборы на лозунге «Навеки с Россией» - 10 лет, 40 или всегда.
А выигрывать необходимо, потому что неизменной остается и коммерческая суть лозунга, и флотские сюжеты - лишь один из образов. Если в 1990-е годы политическая власть в Крыму позволяла контролировать братские российские деньги в деле приватизации курортов, то теперь на Украине есть деньги и свои, и вопрос лишь в том, кто будет контролировать рынок глобально продаваемой земли.
Но вот ведь какая штука: организации вроде русских общин или русских блоков на выборах отнюдь не доминируют. В Севастополе контрольный пакет имеет Партия регионов Виктора Януковича, и совсем немного она недотягивает до него в крымском парламенте. В качестве пророссийской Партия регионов позиционирует себя только на юго-востоке Украины, да и то явно из последних сил. По крайней мере, регионалы уже не протестуют против натовских учений, и даже в Симферополе прекрасно знают, каким торжеством была для партии встреча их лидера с натовским генсеком во время его визита в Киев.
И офицеры двух вроде бы враждебных флотов продолжают дружить семьями, и никто не считает потенциальным противником бывшего капитана украинских ВМС, ныне депутата горсовета Алексея Киселева. Конец 1980-х он встретил в Баку. «Я же все помню, как из Москвы ездили науськивать, как сегодня ездит Лужков. Второй раз не обманут», - признался Киселев. «Но ведь пока получается?» - «На самом деле не так уж и получается. Просто Киев чего-то не понимает».
Севастопольский бард, устраивающий фестивали забытой авторской песни, вспоминает: «Как-то лет пять назад приехал один москвич и спел довольно пошлую пародию на украинцев. И зал, в котором было полно крымчан, возмущенно загудел. А сегодня такие вещи идут на ура. Все изменилось после оранжевой революции».
В системе клановых договоренностей, существовавших при Кучме, Крым занимал свое особое место, которое никто не оспаривал. К тому же власть была достаточно вертикальной, в рамках которой легко находили себе место и крымские руководители. Да и фрондой крымчане насытились быстро, когда на смену экзотичному президентству Юрия Мешкова пришла бандитская вольница. И когда Киев решительно от нее Крым очистил, никто не возражал. Даже Сергей Цеков, руководитель Русской общины Крыма вспоминает: все успокоились и притерпелись. А потом случилась революция.
Прайм-тайм для болельщика
Вечер памятной игры с голландцами я встретил в симферопольском футбольном баре, и сосед по столику, который бы наверняка обиделся, заподозри я его в верности украинскому государству, сказал мне: «Я тебе завидую. У вас, россиян, есть теперь такая команда». Почувствовав, что, возможно, улавливаю то, чего не отловит никакая социология, я уточнил: «А у вас?» «Но ты же видел наш позор два года назад на чемпионате мира». Для далеких от футбола людей поясню: своим позором сосед считал сборную Украины.
«Что должен делать Киев по отношению к вам?» - спросил я у знакомого, которого многолетняя погруженность в крымские коллизии только укрепляет в мысли о том, что от Кремля следует держаться подальше. «Киев просто должен относиться к нам, как к больному ребенку. Учитывать, что в странном устройстве наших мозгов мы виноваты меньше всех остальных», - ответил он.
Не получается. И кого ни спроси, что случилось после революции, ответ один: украинизация. Украинский язык в вузе, на телевидении, в рекламе. В общем-то все. «Мало?» - удивился знакомый. Мы сидим в баре, и слышно радио, которое передает новости на украинском языке. Их никто не слушает, но раздражает уже не радио, а Украина целиком. «Потому что я включаю телевизор после того, как вижу, как растут цены в магазине». - «Так они и в Чернигове растут». Собеседник смеется: «Да, но я прихожу домой, включаю радио, а оно на украинском…»
«Да, я хочу в Россию, - заметил приятель-бизнесмен и, словно опережая мой вопрос, добавил: - И я прекрасно знаю, что там хуже, чем здесь. И знаю, что там я тоже буду чужим». Яростный протест органично сочетается с готовностью жить на Украине. Но говорить по-русски. При этом в Симферополе в украинскую гимназию - очередь на много лет вперед.
Мастер-судоремонтник, приехавший когда-то из Риги, вспоминает все с редкой для россиянина однозначностью: «Там все, что делают латыши, правильно и понятно. Мы презирали их язык - теперь за это наказаны. Но здесь ведь не мы пришли на Украину, это она к нам пришла!» «Я готов любить Украину и служить ей, - размышляет бывший капитан Киселев. - Почему я не могу это делать на русском? Почему нельзя потерпеть, пока подрастут дети, которые уже сами говорят на украинском?»
Это не балтийская история, и украинцы - не враги, как для многих русских в Латвии или Эстонии враги латыши и эстонцы. И по-другому относится к происходящему Киев. «Украина - такое же чиновное государство, как и у вас, - объяснял коллега. - Есть разнарядка - расширить сферу украинского языка. И чиновнику все равно, как это делать и где. Он должен отчитываться. И национальный совет по телевидению требует в прайм-тайм в эфире говорить по-украински. И так по всей административной вертикали».
А власти, такой, какая была у Кучмы, у Киева больше нет, и это чувствуют и в Крыму, и в Севастополе. И в Москве.
Дом для Чехова
Разница между руководителями русских общин и теми, кто над ними смеется, заключается не в заклинаниях на тему «Навеки с Россией», а в ответе на один-единственный вопрос. «Если бы Киев вел себя разумнее, многие бы крымчане успокоились?» - спрашивал я у Раисы Телятниковой. «Может быть, 5-10% и удалось бы обмануть», - оставалась она непреклонна. «Да все бы успокоились, - отвечал человек, защищавший памятник Екатерине II. - Кроме, может быть, Телятниковой».
А гражданам России на севастопольских заводах руководство в выборные дни напоминает: «Ты уж смотри не подведи!» «Ну, мы же тоже не дураки, тоже все понимаем. Бывает, и мимо урны бюллетени опускаем», - признался начальник цеха с судоремонтного завода.
Откровения Юрия Лужкова выслушиваются со всем вниманием. Потом он уезжает, и все утихает до следующего раза. Или очередной энциклики из Киева. Спираль раскручивается, в ответ на эскапады Москвы еще большей доли украинского эфира требует Киев, Крым рукоплещет очередному гостю из Москвы и, болея за Россию против голландцев, традиционно играющих в оранжевом, получает еще один повод для задора: «Дави помаранчевых!»
«А что нам остается? - спросил знакомый бизнесмен. - Ведь почему не появляется вменяемых русских организаций, которые бы занимались чем-нибудь еще кроме драки за лужковские гранты? Мы же понимаем: нас используют, чтобы насолить Киеву. И нам только и остается этому радоваться, думая, что нам дают надежду».
И получается как с домом-музеем Чехова в Ялте, который уже не одну зиму живет без отопления. У Крыма нет денег. Для киевского чиновника Чехов в программу украинизации не укладывается. А в Москве директору музея так и сказали: «Мы вам, может быть, и поможем. Только вы напишите сначала, что вам не хочет помогать Киев».