Чем нынешняя Россия отличается от России 1990-х, известно всем и каждому. Одно из главных отличий - сегодня налицо политическая и экономическая стабильность, тогда все было наоборот. Почему же "Газета" выделяет не первую и не последнюю отставку российского кабинета, случившуюся в 1990-е? Тогдашний вице-премьер Борис Немцов вспоминает: "Политически Черномырдин был обречен. Если бы Ельцин его не снял, дефолт все равно случился бы. Ельцин в каком-то смысле его спас, и в итоге крайним оказался Кириенко". Дело не в одном 10-летнем юбилее отставки премьер-министра Виктора Черномырдина. Это был крах политика, претендовавшего на роль преемника номер один при российском президенте с тем же порядковым номером.

Ельцинская стабильность

1990-е годы - гораздо более разноцветные по сравнению с тем, как их принято оценивать, да и по сравнению с 2000-ми. Считать их всех одинаково "дикими" - явное упрощение.

Во-первых, начало 1990-х годов - это революционная эпоха. Ее можно трактовать и в контексте смены формаций и "измов", а можно - как первую оранжевую революцию. Прежде всего это была революционная смена элит: от традиционной советской, в частности рассматривающей Запад в качестве врага номер один, - к новой, в значительной мере пришедшей во власть демократическим путем и рассматривающей Запад в качестве своего стратегического союзника. Революции же всегда сопровождаются падением экономики и политической нестабильностью.

Во-вторых, остановка падения экономики первый раз состоялась не в 1999-м, а в 1997 году. Официальная статистика этого года показала даже незначительный рост - 0,2% ВВП. 1997 год можно по праву считать первым годом стабильного развития России. Не случайно в том году ЦБ провел деноминацию, убрав три нуля с рублевых купюр.

"Мы получили удар в спину"

Так почему же ельцинская стабильность внезапно сменилась политическим кризисом - отставкой премьера Виктора Черномырдина, просидевшего в своем кресле рекордную не только по меркам 1990-х пятилетку?

Сегодня ответ на этот вопрос трудности не представляет. Все дело в том, что Борис Ельцин и Виктор Черномырдин сделали противоположные выводы из начавшейся стабильности.

Ельцин счел, что Черномырдин засиделся в премьерах не 23 марта. После победы на президентских выборах 1996 года ввиду открывшихся перспектив роста экономики Ельцин решил, что строить новую Россию будет не карьерный аппаратчик Черномырдин, а профессиональные либеральные реформаторы - Анатолий Чубайс и Борис Немцов. В марте 1997 года они были введены в состав кабинета Черномырдина в качестве первых вице-премьеров. За год они сосредоточили в своих руках практически всю власть в правительстве. Немцов, например позволявший себе публично называть Ельцина "дедушкой" или "царем", куда чаще, чем Черномырдин, бывал в Кремле. Чубайс же монополизировал отношения с МВФ и вообще всеми внешними кредиторами.

Черномырдин решил, что, справившись с экономикой, именно он заслужил роль кандидата номер один на пост президента номер два. И автор неувядаемых афоризмов не смог не сделать несколько заявлений, которые только ускорили его отставку. Выступая в январе 1997 года в Давосе, Черномырдин, обратившись к перспективам России, пафосно заявил: "Мой оптимизм основывается на глубоком знании моей страны, моей России". Слов "мой народ" он не добавил, но выводы были сделаны. За неделю до отставки российский премьер был в США, где проходила комиссия Гор - Черномырдин. Как стало известно журналистам, руководители комиссии не удержались от обсуждения перспектив сотрудничества, когда они станут первыми лицами в своих странах.

Отставка Черномырдина была предрешена. Однако для него самого она стала совершенно неожиданной. Единственный комментарий, который он дал 23 марта после случившегося: "Мы получили удар в спину".

Крах ельцинской стабильности

Черномырдин достаточно опытный политик, он не ограничил комментарий отставки приведенной цитатой. Он ее продолжил. "Цены на нефть резко упали", - заявил он. Это была святая правда. Со второй половины 1997 года цены на нефть падали, к роковому августу 1998 года они скатились до $12 за баррель Urals. Понятно, что одновременно происходило расшатывание хрупкой и уязвимой конструкции российских госфинансов. Дефицит бюджета рос даже после секвестров и вливаний МВФ, при том что строительство пирамиды ГКО (государственных казначейских обязательств) приближало ее обрушение.

По сути Черномырдин оказался прав: главный удар в спину, правда, не ему, а ельцинской стабильности нанесло падение нефтяных цен. В этих условиях финансово-бюджетный кризис был неизбежен. Так что Черномырдин даже выиграл, за глубину последовавшего в августе 1998 года кризиса он непосредственной ответственности уже не нес.