Лев Сигал

"Очень своевременная книжка" - можно сказать о сборнике статей украинского эмигрантского историка Ивана Лысяк-Рудницкого (1919-1985) "Между историей и политикой", первой книге из серии "Библиотека украинской мысли", презентацию которой провело московско-питерское издательство "Летний сад" при открытии Московской международной книжной выставки-ярмарки. Сейчас, когда российско-украинские споры, то слегка затихая, то вновь нарастая, занимают значительное место в умах и душах отечественной интеллигенции, самое время попытаться понять, какими идеями и историческими представлениями вдохновляется другая сторона. Тем более что нас, советских людей, учили воспринимать историю русско-украинских отношений как бесконфликтное взаимодействие двух братских народов или даже двух ветвей одного народа, а тут вдруг такие страсти...

Между тем не все украинцы были советскими людьми и потомками подданных Российской империи. Есть еще и Западная Украина, которую в конце XIX века называли "украинским Пьемонтом" - по аналогии с королевством Пьемонт в Северной Италии, ставшим в середине позапрошлого века катализатором движения за политическое объединение Италии и ее независимость от империи австрийских Габсбургов. В эту Австро-Венгерскую империю входила до окончания Первой мировой войны и Западная Украина: Волынь, Галиция, Закарпатье (она же Карпатская Русь). После падения Габсбургов соответствующие территории отошли Польше (под именем Малопольши - была ведь не только Малороссия) и Чехословакии (под названием Прикарпатская Русь). На интенсивную полонизацию, пришедшую на смену относительно либеральному австрийскому правлению, население отреагировало дальнейшим ростом украинских националистических настроений, а вскоре и терроризмом Организации украинских националистов.
С установлением здесь советской власти в 1939 году националистически настроенная украинская интеллигенция перебралась в оккупированную Германией Польшу или непосредственно в Германию. После войны большинство этих украинских эмигрантов поселились в США и Канаде. Вышеописанное касается и личной судьбы Ивана Рудницкого. Хотя он родился в космополитической Вене, а воспитала его мать - Милена Рудницкая, наполовину еврейка и на четверть немка, это не помешало ему, проведя два десятка лет во Львове, куда семья переехала, безоговорочно отождествлять себя с украинскими националистами. Фактически Иван чувствовал себя продолжателем династии греко-католических священников Рудницких, хотя и был человеком светским. В СССР семья прожила только с сентября по декабрь 1939 года. Затем Рудницкие перебрались в Польшу, а там и в Берлин. С 1940 по 1943 годы Иван Лысяк-Рудницкий изучал советологию в Берлинском университете, а диссертацию защищал в Праге, непосредственно перед приходом советской армии. После войны он женился на американке англосаксонского происхождения и переехал в Нью-Йорк, где преподавал украинскую историю в университете, конец жизни провел в Канаде.
Разумеется, его национализм не носил этнического характера. Но все его мысли были об украинской нации, а мечты - о независимой Украине. До их воплощения он не дожил совсем немного: умер незадолго до прихода к власти в СССР Горбачева. В отличие от многих других украинских эмигрантов, Лысяк-Рудницкий не утверждал, что Советская Украина русифицируется, а украинцы подвергаются дискриминации. Он честно смотрел правде в глаза и признавал, что советская власть, как и царская Россия, не ограничивает украинцев ни в карьерном росте, ни в проявлении "фольклорной этничности". Однако, конечно, он не испытывал и ни малейших симпатий ни к СССР, ни к имперской России. Лысяк-Рудницкий исходил из того, что не каждый этнос (племя, народность) формируется в нацию. Последняя является цивилизационной общностью, для которой характерно либо наличие государственности, либо стремление ее обрести. То есть нация не просто имеет право на самоопределение, но оно ей имманентно, а сама она является субъективной сущностью, возникающей на базе объективного явления - этноса.
По мнению украинского историка, царская Россия, а затем СССР тормозили процесс превращения украинцев в нацию, то есть пресекали украинские политические амбиции и развитие украинской высокой культуры. Только фольклорное украинство разрешалось и даже поощрялось. Этот процесс Лысяк-Рудницкий называл "малороссизацией". Объективно он совершенно прав. Ни одно государство по самой своей природе не может допустить провинциальный сепаратизм - в этом заключается его инстинкт самосохранения. И в СССР действительно была на вооружении доктрина, согласно которой должна расцветать культура "национальная по форме и социалистическая по содержанию". Вот только "социалистическая" - совсем не синоним "русской". И если Древнерусское государство советские историки именовали "Киевская Русь", а формирование украинского народа относили не ранее чем к XIV веку, то ведь и русский народ, согласно той же концепции, сформировался ни чуть не прежде того. Однако националист никаких наднациональных общностей не признает. Для него империя - это обязательно государство, где один народ господствует, а остальные - подчинены и угнетены. Поэтому распад империи на национальные государства для такого историка и политического публициста - само собой разумеющееся благо.
Делая обзор украинской истории, Лысяк-Рудницкий оправдывает Переславскую Раду 1654 года в глазах националистов-украинцев тем, что для Богдана Хмельницкого антипольский союз с Москвой носил такой же тактический характер, как и союз с Крымским ханством. (Конфессиональную общность и этническую близость русских с украинцами Лысяк-Рудницкий вообще выводит за скобки.) Да к тому же Запорожская Сечь сохраняла свою автономию вплоть до Полтавской битвы, а особый правовой режим отчасти оставался на Украине и до Николая I. Причину неудачи попытки создать устойчивое независимое украинское государство при Центральной раде, а затем при гетмане Скоропадском Лысяк-Рудницкий видит, в частности, в необходимости воевать на два фронта: против Советской России и националистической Польши.
Однако он признает, что в 20-е годы прошлого века Советская Украина реально была автономной. Лингвистическую украинизацию того времени Лысяк-Рудницкий только приветствует. Зато в 30-е годы на Украину обрушились сталинские репрессии и голодомор. Так что нацистскую оккупацию украинский народ приветствовал как освобождение - не из-за своей приверженности нацизму, а в надежде обрести тактического союзника и помня "цивилизованное поведение" немцев во время первой оккупации 1918 года. Однако вскоре украинцы убедились, что немецкие фашисты даже ужасней, чем их рисовала советская пропаганда, и что СССР все-таки меньшее зло.
Никакого исторического хэппи-энда уЛысяка-Рудницкого, естественно, нет, но есть много надежд: например, что в связи с сформированием социалистического лагеря восточноевропейских стран Москва придет к мысли о бессмысленности дальнейшего "удерживания" Украины. Кроме того, в трудах историка-эмигранта, написанных в основном в США и Канаде в 60-е - 80-е годы ХХ века, постоянно присутствуют реверансы в сторону западных демократий, и упования на их помощь, и упреки, что эта помощь не оказывается в ожидаемой мере.
Статьи Ивана Лысяка-Рудницкого впервые переведены на русский язык с украинского и изданы в нашей стране группой российских (Виктор Мироненко, Дмитрий Фурман) и украинских (Ярослав Грицак) историков. Издание выполнено на высококачественной белой бумаге, достаточно крупным шрифтом, обложка желтая с синим тиснением - под стать цветам украинского флага. Конечно, себестоимость такой книги достаточно высока. Ее издание профинансировал российский политик и бизнесмен Александр Лебедев. Замечательное предисловие написано львовским историком Ярославом Грицаком. Хорошо и как-то даже непривычно, что в нем нет и тени обожествления автора. Странно однако, что Грицак сравнивает Лысяка-Рудницкого с малоизвестным российским читателям лордом Актоном. (Кстати, и по существу сходство довольно сомнительное.) Не лучше ли было, адресуясь российской аудитории, подобрать для сравнения фигуру из российской истории? Увы, присутствуют и мелкие шерховатости. Например, вместо неудачного словосочетания-кальки "индивидуальные свободы" явно лучше было бы написать "личные свободы". Слово mainstream, уж раз оно написано по-английски, не следует брать в кавычки, встречаются отдельные опечатки и т.д.
Но в целом и сам сборник статьей, и предисловие к нему читаются легко, на одном дыхании. Несомненно, любители истории и различных социально-политических теорий получат огромное удовольствие. А следующей в этой серии будет издана книга автора, имя которого знает каждый советский человек, - Петлюры.