Если вам нужен надежный, прагматичный и даже хозяйственный друг - это к украинцам. Один мой знакомый художник, собственно, украинец, долго поражал меня тем, что говорил со мной. Разговаривал. То есть использовал самый здоровый и действенный способ раскрытия сердца и мыслей. Способ эффективный и наименее затратный – используется исключительно голос и мыслевой поток. Мы, может, чуточку были друг в дружку влюблены, все время, конечно, друг друга дергали, встречались, нравились, а он со мной говорил. Это удивительно. На мои проблемы - неврозы, капризы, расспросы - он отвечал логически развернутой речью, раскладыванием трудностей по полочкам, дальнейшим неминуемым распинанием их и полнейшим бесследным уничтожением.

Зимой, после долго пути к нему из одного конца города в другой, я неизменно получала на входе обязательную ненавистную, но, по его словам, необходимую рюмку водки, была нещадно растираема большим жутким шерстяным платком и снова выслушана, пожурена и даже немного выругана за что-нибудь. Все просто и честно, как кусок черного хлеба с салом.

Изысков и гламура не стоит, пожалуй, даже от тех же художников среди украинцев ждать. Это, скорее всего, не к ним. А вот спокойной, умилительно веселой жизни получить - это пожалуйста. И мужчины вообще в Украине - хорошие. Некоторые прямо совсем.

А иные - аж в косоворотках, чем вообще легко пошатнуть разум. Есть в них исконность некоторая, что ли, красивая, изящная такая животность.
И мне нравится, что в Киеве люди вежливые и всегда отвечают - с улыбкой. Европа..

В стольном граде Киеве поражаешься красотой сбитых темноволосых украинок и почему-то, как правило, русых украинских мужчин. Действительно - я столько слышала о яркости и привлекательности местных жителей, что изначально отнеслась к этому как раз скептически. Мол, на вкус и цвет… У каждого свое восприятие. Наверняка кому-то просто попалась одна и та же красивая девушка.

В районе Арсенальном, неподалеку от Лавры, небесная красота которой поразила меня куда больше собора святого Петра в Риме, – и в праздники, и в любые дни огромное количество киевлян и иностранцев. Украинцы и вправду очень красивые и обладают интересной внешностью. Странное, пряное, настоящее зрелище. Кажущаяся почти грубой крупность черт отсылает к истокам, к смутному воспоминанию о начальной, природной, сдобренной солнцем и ветром, красоте. Выжженные солнышком волосы, открытые лица, ясные, чуть нагловатые глаза, смелость и некоторая шумливость в поведении – такими я увидела украинцев. Эта открытость и смелость движений и породила, наверное, миф об украинской хамоватости. Зря.

С украинцем трудно не разговориться с пол-оборота. Украинцы - балагуры, крепко стоят на ногах, очень схожи с русскими в своем стремлении хватануть однажды чего-нибудь крупного и, желательно, за так. Любят и умеют веселиться, пить, петь; в отношениях немного собственники, но оно и понятно, по сравнению с другими славянами украинцы южане все-таки.

Очевидно, из-за явного сходства и родства с русскими, между ними без конца происходят какие-то конфликты. Правда, чаще всего они незначительны, так как какая-то из сторон вовремя вспоминает: "Ой, мы же братья, у нас и ближе-то никого нет!" Несмотря на это, к сожалению, периодически досадное недопонимание и мелкие колкости все же возникают. На бытовом уровне все это довольно мило выражено в бесконечных анекдотах, где, как правило, талантливо отражены русско-московская сытость и привычка использовать украинцев для еще большего пресыщения и простота и хитроумие ушлого украинца. Так, во взаимных упреках, добрых шутках и сотрудничестве, и существуют уже несколько веков соседи.

Украинские дома всегда были - не в пример остальным славянским - почти по-европейски (или по-южному) белы, светлы и привлекательны. Все-таки обилие солнца, тепла и ярких красок вокруг делало свое дело. – красивое и независимое. Доброе и открытое., - так и можно сказать, что есть Украина с Киевом, а есть Одесса. В этот город погружаешься, как в отношения - с болью, страхом, ожиданием наслаждений и страстью получить "чего-нибудь опасного" на свою душу. (И ведь получаешь!)

Темперамент украинский с климатом довольно схож - довольно резкий холод может чередоваться с непередаваемым теплом и жаром как в дружбе с украинцем, так и в любви.

В украинцах есть славянская леность и европейская смекалка – все вместе выдает гремучую смесь ушлости и забавной безалаберности. Горчинка самоиронии придает обаяния и незатейливой красоты. Подшучивание над собой, говором, особенностями характера и речи проявляется и в названиях кафе, журналов и газет.

От близости юга и восточных границ обилие кавказских, еврейских и азиатских лиц кажется вполне органичным. Кроме того – и это едва ли не важней, – общее их восприятие украинцами тоже видится довольно легким, ненапряженным, без остроты разграничения "свой-чужой". Наверное, там действительно ритм жизни другой, меньше делят и реже идут по головам. И агрессии такой оттого и нет, как в крупных, жестоких, дорогих городах вроде Москвы и Парижа, или наоборот, местах, не привыкших к ассимиляции (в провинции, например).

Киев - город изысканного Вертинского и эпатажного Кулика, мистически талантливого Булгакова и основателя советской киностудии Довженко, гениального режиссера Козинцева и некогда опального Эренбурга, боксера Кличко и тонкого актера Ступки.

Город меценатов, искусства и высокого образования. Аллей, мостов и монументов. Лицо Украины – красивое и независимое. Доброе и открытое.

Здесь сталкиваются восточное барство (в центре города, в районе Ботанического сада строят жилые коттеджи богачи) и трогательная способность выкарабкиваться из нищеты. Киев – старый, красивый город, с мужчинами, умеющими жить, красиво выглядеть, вкусно есть и остроумно шутить. Столица большого зеленого и дружелюбного государства.

Но подобно тому, как есть Италия и совершенно отдельный город-планета внутри нее – Венеция - так и можно сказать, что есть Украина с Киевом, а есть Одесса. В этот город погружаешься, как в отношения - с болью, страхом, ожиданием наслаждений и страстью получить "чего-нибудь опасного" на свою душу. (И ведь получаешь!)

Пестрит, раздевает, оборачивает эмоциями - ложными, верными ли,- переворачивает тебя самого к себе невиданными прежде сторонами, обнажает животные чувства и ангельскую нежность ко всему вокруг - стенам, улыбкам, котятам, лепесткам, шероховатым поверхностям прогретых солнцем деревьев.
Слева Любляна, справа Ташкент, посередине Гавана, прямо Афины, позади Венеция, и только все вместе - Одесса.

Какой-то Неаполь с тряпками, но чище; Самарканд душный и пряный - но европейский по-своему. Как если бы Питер вдруг оказался теплым - во всех отношениях.пролезла б собака, спеть что-нибудь на итальянском и быть прерванной выкриком из старого двора, увитого плющом: "Вам шо, делать нечего?!". Исповедаться в любимом Кафедральном на Екатерининской, купаться нагишом, путаясь в песках и водорослях, выскакивать в любовных истериках из машин, натыкаясь на веселых прохожих, нюхать рыбку на Привозе, копаясь в этих родинках южных морей, пойти послушать оркестр в Горсаду и опоздать, залюбовавшись фуражками и матросками франтов на Греческой площади. Загадывать желания падающим звездам, плясать под арабов на пляже Аркадии, убегая в плаче на пирс, и смотреть с него в черную ночную воду, смотреть, смотреть, смотреть, и, закрыв горячее лицо руками, повторять: "Унесись же, Господи, в соленую эту черноту навсегда, моя душа". Невозможно не влюбиться в эту страну, этот город. Как и невозможно там не влюбтся.

Смешение армян, евреев, греков, молдаван, итальянцев, кубинцев, индусов, корейцев - и все это потоками крови, шумной, быстрой, пряной, страстной. Моя мечта, мой город, мой мир.

Здесь есть настоящая эта толерантность и широта души.

Открытое море, открытые направления - "Сплит - ...км, Братислава - ...км, Москва 1147 км" и т.п. Если в Италии расслабленность мягко поделена на до-сиесту и после, то здесь в советское наследство осталась привычка расслабленно, но работать все-таки круглый день. Радость и свобода выкинуть (в зависимости от степени куража - словом или делом) "чего-нибудь этакого" разлита в воздухе, соперничая и с солнечным светом даже. Чего ж не выкинуть - через пролив другие страны, весь мир открыт, полгорода по 8 месяцев в море, а кто остался - потомки многих, которых не учить привычке быть на чемодане за секунду. Острый на опасность нюх, острый на язык человек. Острая жизнь. По мне.

...Проехать на легендарном пятом трамвае к Канатной, пока мальчишка болтается с той стороны, чувствуя себя неудобно - я внутри, а он снаружи, поглядеть, как на остановке побежит догонять огревшего его хулигана; словить солнечный луч вдоль Французского бульвара, слышать бесконечные кондукторшины: "Ну и верзилы зашли - когда вырасти-то успели?", "Вам нужна Дерибасовская?! Это ж нашли улицу! Вон она, на девятом доедете - фу!" Или наблюдать, как флиртующий с ней же пассажир, сойдя на остановке, повиснет на подножке: "Мужу привет НЕ передавай!" и она ответит "Я ж так с вами и не познакомилась!", а он: "На обратном пути!"

...Постоянно спотыкаться о полые колдобины улиц, обнаруживать колодцы, диваны, балконы-стаканы, дырки в стенах жилых домов, в которые довлатовски пролезла б собака, спеть что-нибудь на итальянском и быть прерванной выкриком из старого двора, увитого плющом: "Вам шо, делать нечего?!". Исповедаться в любимом Кафедральном на Екатерининской, купаться нагишом, путаясь в песках и водорослях, выскакивать в любовных истериках из машин, натыкаясь на веселых прохожих, нюхать рыбку на Привозе, копаясь в этих родинках южных морей, пойти послушать оркестр в Горсаду и опоздать, залюбовавшись фуражками и матросками франтов на Греческой площади. Загадывать желания падающим звездам, плясать под арабов на пляже Аркадии, убегая в плаче на пирс, и смотреть с него в черную ночную воду, смотреть, смотреть, смотреть, и, закрыв горячее лицо руками, повторять: "Унесись же, Господи, в соленую эту черноту навсегда, моя душа". Невозможно не влюбиться в эту страну, этот город. Как и невозможно там не влюбится.