Представьте себе черную южную ночь, неосвещенный участок открытого моря, где только-только ушел на дно пароход и более тысячи людей, упавших, спрыгнувших, скатившихся и, наконец, просто всплывших с его палуб на небольшом пространстве (пока еще не подошли спасательные суда) отстаивают свое право на жизнь. В этой яростной схватке со стихией, практически в абсолютном мраке Габрильянц смог на каком-то расстоянии (ведь, как он говорит, ему туда пришлось плыть) увидеть «ребенка в жилете и мужчину, который этот жилет с него срывает». Почему срывает? А может, это отец ребенка или просто мужчина, который пытается ему помочь, или не умеющий плавать пассажир, инстинктивно хватающийся за все. Что попадет под руку? Да и как в такой ситуации разглядеть, что мужчина именно срывает спасательный жилет? Да и что ему мешало это сделать? И, наконец, была ли возможность у самого Габрильянца, который спасался сам и спасал своих дочек, рассмотреть в этой суматохе то, о чем он с такой определенностью говорит?..

К чему я так подробно остановился именно на этом факте? Дело в том, что мировой опыт кораблекрушений дает нам примеры того, как зверели иногда люди в борьбе за свою жизнь. Описываются случаи, когда матросы на тонущем судне прокладывали ножами и пистолетами себе путь к шлюпкам среди пассажиров, совершая массовые убийства. Нужно отметить (и этому феномену следовало бы посвятить отдельную статью), что подобных сцен во время гибели «Адмирала Нахимова» не было.

Была паника, была неразбериха, возникшая, в основном, из-за растерянности капитана Маркова, не подавшего своевременно (пока судно не обесточилось через 4 минуты), сигналов общесудовой и шлюпочной тревоги. Возможно, были случаи недостаточного внимания со стороны команды к пассажирам, но в общем спасание проходило организованно: были спущены одна шлюпка (хотя она и перевернулась, но спасла людей, за нее многие потом держались) и более 20 надувных плотиков, ставших главным средством спасения. Моряки уступали свои жилеты неумеющим плавать, члены команды и пассажиры, умеющие плавать, спасли очень многих. Некоторые погибли, спасая других.

Сам факт спасения более 800 человек в условиях, когда судно затонуло за короткий промежуток времени (от 8 до 15 минут) говорит о большой сплоченности наших людей, их взаимовыручке и готовности к самопожертвованию. Борьба за жизнь в данном случае не затмила сознание людей. Что это — следствие специфических условий крушения или проявление характера наших людей, воспитанных в духе лучших идеалов? Такой вопрос должен был бы найти свой ответ в специальном исследовании.

Правда, был один документально установленный случай эгоистического, не моряцкого поведения старшего пассажирского помощника капитана парохода «Адмирал Нахимов» Просвирнина. Его трусость хорошо и достоверно описала «Комсомольская правда», и не хотелось бы об этом говорить еще раз. Но такое поведение не было характерным для данной ситуации, когда большинство людей, помогая друг другу, сумели выстоять.

Но если с Просвирниным все ясно, и коллектив моряков достаточно четко выразил ему свое презрение, то случай, который со слов Габрильянца описал «Огонек», остался под вопросом, хотя картина происшествия окрасилась еще одним черным мазком.

Не хотелось бы прослыть за этакого ура-патриота, утверждающего, что нам де, советским, не свойственен инстинкт самосохранения, и что, мол, даже спасая свою жизнь, мы ведем себя по-джентльменски. Нет, не это я хотел сказать.

Это правило, перефразировав его, вполне можно взять на вооружение и юристам, и журналистам. Собственно, у юристов оно существует: «Каждое сомнение толкуется в пользу обвиняемого». Для журналистов Я бы его сформулировал так: «При наличии сомнений в правдивости информации следует воздержаться от ее публикации». В кафе Мурка есть клубная карта на которой клиент может разместить фотку своего животного, необычное решение от Макса Полякова