Юрий Ехануров, премьер-министр Украины

- Как Вы оцениваете нынешний кризис в отношениях между Украиной и Россией? Это закономерный процесс, случайность или нечто иное?

- Я не склонен называть последние события, связанные с урегулированием украинско-российских газовых отношений, кризисом. Выражаясь еще точнее, при анализе ситуации и принятии решений украинское правительство руководствовалось несколько иной терминологической парадигмой. Для нас базовыми понятиями были: «обеспечение газового баланса страны», «экономически обоснованная цена», «механизм рыночного ценообразования», «устойчивость договорных отношений», «рентабельность», «бесперебойная работа газотранспортной системы» и т.п.

Вполне допускаю, что тяжелый ход газовых переговоров был связан, в том числе, и с тем, что российская сторона опиралась в своих действиях на другую понятийную структуру. Это, кстати, хорошо видно по общей тональности комментариев российских СМИ. Однако итоговый компромисс был все-таки найден на том смысловом поле, которое изначально отстаивала украинская сторона - в соглашении, подписанном 4 января, фиксируются цена, ставка транзита, сроки и объемы поставок газа. И никак не комментируются политические приоритеты сторон.

Если же Вы все-таки настаиваете на кризисной терминологии, то в контексте Вашего вопроса скажу: пока еще никто не изобрел совершенно бескризисного способа развития, особенно в тех случаях, когда в процессе задействовано несколько сторон с различными интересами. Действующее украинское правительство не любит кризисы, но не боится их. В последнем газовом украинско-российском споре Украина также не стремилась к обострению, но не избегала обсуждения проблемных вопросов.

Честно признаюсь, что наше отношение к той ситуации в сфере украинско-российского газового сотрудничества, которая сложилась к концу 2005 года, было неоднозначным. С одной стороны, нас многое устраивало в действующих межправительственных соглашениях, особенно в части цены. С другой стороны, мы хорошо понимали, что патриархальные, бартерные, непрозрачные отношения являются нежизнеспособными и противоречат реалиям сегодняшнего мира.

В этом смысле мы с пониманием восприняли инициативы российской стороны, которыми декларировалось желание осуществить определенную рыночную модернизацию принципов нашего газового сотрудничества.  В этой части намерения сторон, как я уже сказал, в целом совпадали. Но что дальше? Мы были готовы к широкому диалогу, причем предполагали, что с учетом масштаба задачи этот диалог будет непростым и длительным, а также надеялись, что он будет профессиональным и компетентным. Но были категорически не согласны с тем, что все спорные вопросы нашими визави по переговорам были решены еще до их начала. Причем самым прямолинейным способом: нам было предложено забыть о действующих договорах, согласиться на одномоментное почти пятикратное повышение цены на газ, сказать за это спасибо и идти по своим делам. Если и имеет смысл говорить о кризисе, то его истоки, по моему убеждению, необходимо искать именно в таком одностороннем отказе от продуктивного предметного диалога.

Таким образом, мы имели дело с закономерным процессом, который приобрел признаки и характеристики кризиса по причинам, к которым украинская сторона не имеет отношения.

- Какое значение в «газовой войне» имел политический фактор?

- Мне, честно говоря, трудно об этом судить, поскольку правительство Украины в ходе развития ситуации целиком находилось внутри той понятийной системы, о которой я сказал в самом начале. Нам приходилось в оперативном режиме решать десятки, если не сотни конкретных прикладных проблем, преимущественно технологического характера.

Это не значит, что мы не задумывались о глобальных аспектах ситуации. Мы полностью отдавали себе отчет в том, что под угрозу поставлены базовые ценности нашей независимости. Но здесь важно понять одну вещь: бывают ценности глобальные, но не бывает ценностей абстрактных. Что такое экономический суверенитет? Это не только и не столько национальная символика на столе главы официальной делегации страны на переговорах. Настоящий экономический суверенитет - это когда все принципиальные для экономики решения принимаются внутри страны полномочными государственными органами, исходя из национальных интересов - с учетом всех обстоятельств, в том числе и внешних. Так мы к этому и относились.

С другой стороны, основой любой государственной политики как раз и является реальный экономический суверенитет. В этом смысле, бросив все силы на обеспечение жизнеспособности промышленности и поддержание стабильности в социальной сфере (в условиях резкого сокращения газовых поставок), украинское правительство действительно выражало определенную политическую позицию.

Политические мотивы российской стороны я не хотел бы комментировать. Мне кажется, что в целом на этот счет западные правительства самостоятельно сделали правильные выводы.

- Соответствует ли интересам Украины достигнутый компромисс с «Газпромом»? Насколько долговечна предложенная схема газоснабжения?

- Само слово «компромисс» означает частичное соответствие интересам. Компромисс - это когда никто не получил всего, на что рассчитывал.

В ценовой части, считаю, мы добились практически максимума того, что было возможно. Поскольку на ближайшие годы Украина законтрактовала газ по достаточно низкой (с учетом рыночной конъюнктуры) цене, которой нет больше ни у кого в Европе (за исключением Белоруссии, но это отдельная история). Объемы поставок газа в Украину, которые предусмотрены соглашением от 4 января 2006 года, также в целом устраивают правительство, поскольку позволяют закрыть годовой баланс газа без дефицита этого сырья.

Меньше мы удовлетворены другими условиями соглашения. Схема поставок с привлечением коммерческого посредника в лице RosUkrEnergo была принята по инициативе российской стороны. Нам этот вариант, мягко говоря, не казался единственно возможным. Но в рамках разумного ценового диапазона наши партнеры по переговорам не предложили нам альтернатив.

Больше всего нас, конечно, волнует вопрос гарантий. Способно ли RosUkrEnergo выполнять взятые на себя по ценам и объемам обязательства в течение всего оговоренного периода, то есть ближайших 5-ти лет? Для нас это ключевой вопрос, ответ на который не может даваться в сослагательном наклонении.

Конечно, сам факт того, что конкретная компания-посредник была нам предложена на официальных переговорах, означает косвенные гарантии со стороны России за дальнейшие действия этой компании. Другой логики в серьезных отношениях быть не может. Но в таких вопросах косвенных гарантий недостаточно. Поэтому вопрос гарантий мы будем считать закрытым только после того, как рамочные соглашения от 4 января 2006 года будут реализованы в виде соответствующих межправительственных договоров. Сейчас наша первоочередная задача - согласовать и подписать эти документы.

- Если оценивать тенденцию последнего года, то куда ныне движется Украина - в сторону России, в сторону Запада или идет своим путем?

- Украина идет своим путем. И этот путь - в Европу. Хочу также подчеркнуть, что когда мы говорим о европейской интеграции, речь идет не о цивилизационном выборе - он был сделан сотни лет назад. Украина была, есть и будет европейской страной. Речь идет о присоединении страны к общеевропейскому пространству и общеевропейским институтам. Это во внешнеполитическом измерении. Но есть еще измерение внутреннее. Я имею в виду достижение европейских стандартов жизни, европейского уровня экономического и общественного развития. Эти два измерения тесно связаны между собой.

Что касается отношений с Россией, то мне не хотелось бы, чтобы наше нынешнее сближение с ЕС расценивалось как намерение отдалиться от России. По большему счету, наши страны расходятся только в вопросе о целевом формате сотрудничества: Украина заявляет о желании присоединиться к ЕС, а Россия - нет.

- Считается, что существуют сферы экономики и науки, где Россия и Украина способны выиграть, лишь объединив усилия. Насколько перспективно подобное сотрудничество и как оно зависит от политических факторов?

- В современных условиях ни одна крупная отрасль ни в одной стране мире не может продуктивно развиваться без международной  научно-производственной кооперации. Я, естественно, не говорю в данном случае о конкретной продукции - понятно, что Украина, как и многие другие страны, может, к примеру, автономно обеспечить полный цикл производства гвоздей. Речь идет именно о крупных системообразующих отраслях экономики.

Возьмем для наглядности ту же газодобывающую сферу. Многие российские  месторождения газа были открыты украинскими специалистами, добыча там ведется с использованием наших технологий и с помощью оборудования украинского происхождения, затем этот газ транспортируется по трубам, произведенным на украинских предприятиях, и т.д. Согласитесь, что на этом фоне не совсем уместным является употребление словосочетания «российский газ» с навязчивым акцентом на первом слове, чем явно злоупотребляют некоторые комментаторы. Не говоря уже о том, что любой товар после его оплаты становится собственностью покупателя, так что в данном случае правильнее говорить об «украинском газе российского (или среднеазиатского) происхождения». Но это к слову.

Возвращаясь к Вашему вопросу, могу сказать, что правительство Украины в вопросах научно-производственного сотрудничества с соседними странами руководствуется вполне прагматическими соображениями. Мы приветствует любые взаимовыгодные формы такого сотрудничества. При этом правительство Украины полностью отдает себе отчет в особом статусе наших кооперационных связей с Российской Федерацией, что обусловлено хорошо известными историческими причинами.

Единственное, против чего мы выступаем - это против того, чтобы кто-то имел монополию на сотрудничество с нами, и сами не стремимся к подобной монополии в любых межгосударственных отношениях. И, конечно, высокий уровень политического диалога между нашими странами является дополнительным стимулом для развития того сотрудничества, о котором Вы спросили.

- Какой Вы видите Украину через два десятилетия? О какой Украине Вы мечтаете?

- Если коротко, то через два десятилетия хотелось бы видеть Украину полноправным членом Европейского Сообщества, имеющей стабильные добрососедские отношения с Россией. Через двадцать лет мои внучки войдут во взрослую жизнь. Хотелось бы, чтобы у них даже не возникало помыслов уехать из Украины по каким-либо социальным или политическим причинам. Это удивительная страна с великим прошлым. Она заслужила прекрасное будущее. И именно его мы созидаем сегодня. Во всяком случае, я в это верю!

Источник: Washington ProFile, 2 февраля 2006 г.