Автор этой статьи - культовый украинский поэт, драматург, художник. Если кто не читал его трагедию «Гамлет, або феномен датського кацапiзму», - тот ничего не знает о современной Украине. Его в Украине называют гением «неконвенционной фразеологии», он смог рассказать на каком языке разговаривает «киевский официоз». И вообще Лесь убежден, что есть «элитные сорта твердой пшеницы, элитные бугаи, кабаны или, на худой конец, элитные суки», но нет украинской элиты.
Лесь Подервянский, Киев
«Мы собрались здесь узким кругом ограниченных людей», — как-то сказал, обращаясь к своим подчиненным, один украинский деятель. Он тогда был премьер-министром, этот деятель, и своим высказыванием не имел в виду ничего дурного, просто в их узком кругу принято выражаться витиеватым канцеляритом. Стремление к утонченности вообще им свойственно.
В отечественном коллективном сознании эти люди прочно заняли нишу, которую в других странах занимают поп-идолы и голливудские звезды. Этот факт косвенным образом констатирует убогость национальной попсы и никчемность отечественного кино, хотя наши герои и не имеют прямого отношения к этим проблемам: сами они в кино не снимаются (рылом не вышли), жизнь ведут скромную, повода к половым скандалам не дают, смелых и красивых поступков не совершают, и, тем не менее, их почему-то все время показывают по телевизору.
Сами они только то и делают, что дают идиотские интервью газетам и журналам, из которых можно уразуметь, что интервьюируемый — человек глубоко нравственный, религиозный и очень любит народ. Они любят цитировать Библию, несмотря на то, что почти все они в прошлом были коммунистами, комсомольскими активистами, а некоторые — еще и стукачами.
Ханжество достаточно типично для них; парадоксальным образом оно уживается у них с любовью к роскоши. «Чисто, чтобы посидеть с друзьями», — говорит один наш герой, прерывая свой спич о духовности, чтобы похвастаться кошмарными золотыми стульями. Слово «духовность» они произносят с некоторым пафосом, это слово у них любимое. Они пользуются им так же часто, как армейские прапорщики словом «х-й». Правда, прапорюги, в отличие от наших персонажей, осведомлены о своем предмете значительно лучше. Они хотя бы знают, как он выглядит и где находится.
Тем не менее, не взирая на всю неопределенность местоположения и внешнего вида, «духовность» все равно не дает им покоя. Правда, все рассуждения об этом расплывчатом понятии всегда заканчиваются у них одним и тем же: предложением что-нибудь запретить. Естественно, ради того, чтобы «духовность», наконец, воссияла. Тогда в ее животворном свете согреется обмороженный порнографией и атеизмом неразумный народишко.
Частица же сих духовных лучей перепадет нашему энтузиасту. Иногда, впрочем, их связанные с «духовностью» инициативы не несут негативного подтекста. Например, один тип все время по телевизору всем советует любить свою мать так, как это делает он. «Посетите сегодня ее, старушку», — учит он, хороший, нас, черствых и неблагодарных, садясь в «Майбах», и упоительный автомобиль уносит ханжу куда-то — к сыру, к бл-дям, в казино, в баню, к чертям собачьим, а может быть, и действительно — к сакральной избушке, где живет мифологическое существо, воспетое Есениным.
И пока мамаша будет портить своими старушечьими слезами дорогой итальянский пиджак сына-героя, сытые поселяне, обитатели других избушек, сбегутся посмотреть на благодетеля и его крутую тачку, и в наступившей толчее маленьким шалопаям наконец-то удастся открутить от «Майбаха» вожделенные никелированные цацки. Впрочем, от народа всегда одни неприятности.
Невзирая на это, наши герои народ любят, какой-то странной мазохистской любовью, а когда народ страдает — обвиняют в этом друг друга. А так как народ страдает практически всегда, то спекулятивная грызня эта практически бесконечна.
Одеваются наши герои как сироты из какого-то виртуального фешенебельного детдома: все поголовно в одинаковые темные дорогие костюмы (у некоторых под костюмами, поближе к упитанным волосатым телам, льнут массивные золотые цепи). Несмотря на пестрый социальный состав (среди них есть бывшие крестьяне и бывшие наперсточники, секретари райкомов партии и директора овощных баз, бывшие гебисты, режиссеры-неудачники, разные лжедоктора лженаук и проч.), вкусы их стандартны и невзыскательны.
В их среде как-то не принято оригинальничать. Дизайн их жилищ удручающ: интерьеры отличаются друг от друга только количеством золота на квадратный сантиметр площади.
Внешние атрибуты успеха для них, впрочем, важны, поэтому в каждом таком жилище обязательно есть комната, увешанная всевозможными дипломами и уставленная разными почетными финтифлюшками, подтверждающими значительность жилищевладельца и его высокий социальный статус.
Большинство этих бумажек ничего не стоят, поскольку штампуются циничными американскими прохиндеями, паразитирующими на слабостях провинциалов еще со времен О”Генри. Но не только пустое тщеславие присуще нашим героям, они, как вороновые птицы, падки на все блестящее, поэтому орденов вожделеют еще пуще дипломов.
В мирное время обвешались они звездами и крестами Героев — не спасши при этом девочку из горящего дома, не остановив ценой жизни, поезд со взрывчаткой, и не бросившись наперерез пуле, летящей в Президента, а просто так, как ребенок, дитя малое, неразумное надевает на себя побрякушки из дедушкиной коллекции значков.
В глубине души они, конечно, чувствуют, что награды эти липовые и никчемные, их второсортность неприятно подчеркивается тем, что награждающий — такой же рагуль, как и они сами. Поэтому больше всего на свете они хотели бы получить что-нибудь настоящее. Идеально было бы, если б какой-нибудь король посвятил их в рыцари, а еще лучше — в графы. Потому что им хочется быть элитой на самом деле, а не просто ею называться.
Вот, наконец, мы добрались до этого слова.
Ублюдочным и утратившим лоск паллиативом стало оно; появились всяческие «элитные евроманикюры», «консультации по элитному имиджу», «элитные стулья», «элитные рестораны», «элитные евроунитазы» и еще черт знает что. Это произошло потому, что рынок чутко откликнулся на запрос потребителя — нашего героя. И тут он, конечно, облажался, оказался, как говорят в его среде, «лохом», темным крестьянином, родство с которым он любит подчеркивать и которого одновременно стыдится и презирает.
Потому что не бывает никаких «элитных евроманикюров», «элитных стульев» и «элитного имиджа». Все это выдумки беспринципных и неграмотных маркетологов. А есть только элитные сорта твердой пшеницы, например; элитные бугаи, кабаны или, на худой конец, элитные суки.
Само слово это в украинской истории не укладывается в стереотипы. Как-то так получалось, что элита здесь всегда была какая-то не такая, как у всех. Или же ее вовсе не было. Ведь во все времена элита тем и отличалась от быдла, что в ответственную минуту думала не о своих детях и внуках, а об интересах страны, которую она считала своей, ей принадлежащей.
И не воровали эти люди именно по этой причине — у самого себя воровать глупо и неинтересно. Психология же жлоба такова, что он и на самой высокой должности остается рабом, и свою страну воспринимает, как имение барина, у которого он служит, имение, где нужно спереть все, что плохо лежит. Рабская психология менее всего годится для государственных и бранных дел — что сейчас, что в XVII веке.
Средневековый украинский гречкосий был очень хорош на своем месте, но в армию его старались не брать. А если такое случалось, то за ошибки платили дорого — огромное войско Хмельницкого под Берестечком, разбавленное этим гречкосийным балластом, было гораздо менее боеспособно, чем небольшая профессиональная армия под Корсунем и Пилявцами.
В отличие от гречкосия, украинская элита была на своем месте совершенно некомпетентна. Достаточно вспомнить всю историю Руины, и гнусное поведение мазепинской старшины, предавшей свою страну и своего вождя. Чего нельзя сказать о запорожцах, оказавшихся на высоте, как всегда. Иными словами, козаки, эта душа народа, украинская каста кшатриев и самураев, в тяжелую минуту взяла всю ответственность на себя, в то время как сраная элита, все эти жирные полковники, толкаясь, побежали делать минет Петру.
Что-то очень современное приходит в голову вашему корреспонденту, когда он думает об этих давних исторических событиях; какие-то навязчивые параллели лезут ему в башку. Кажется ему, что совсем недавно наблюдал он нечто очень похожее. Но если это так, то может быть, на территории Украины слово «элита» вообще лишено всякого смысла? Может быть, нужно предать его анафеме, растоптать ногами и забыть навсегда? Потому что, если описанная выше кучка рагулей — наша элита, то тогда мы все — куча говна. А может быть, на самом деле — все наоборот?
Может быть, украинская элита — это усатые скуластые дядьки с руками, способными задушить бугая, которые зимой 2004-го танцевали и пели на морозе, и эти красивые девки в оранжевых лентах? И могучие тетки, угощавшие нас, промерзших, титаническими шипящими котлетами и горячим кофе той незабвенной зимой? А кучка говна — как раз и есть эти обвешанные орденами, рыхлые и трусливые ханжи, с одутловатыми харями сытых рабов. И нет и никогда не будет такого сумасшедшего короля Артура, который бы посвятил в рыцари этих лишенных ума и чести несчастных жлобов».
