Международная безопасность – поле, где всякому приходится а) действовать, б) имея некую стратегию и в) оставляя принципиальную возможность действовать в будущем. Крайне редко все эти три фактора совпадают. Совпадения – редкость, и они неустойчивы. В остальное время мировая безопасность насыщается «пузырями», где дефицит ресурсов восполняется гегемонией, новизной, наглостью или инерцией. Оттого пузыри во внешней политике встречаются еще чаще, чем в мире финансов.

Кризису предшествовало раздувание нескольких глобальных пузырей. Самые видные из них – «американское лидерство», «расширяющийся Евросоюз», «восходящий БРИК» (ряд «пузырей» помельче – израильский или грузинский имеют региональное значение). Глобальный кризиса хотя и начинался здесь раньше чем в финансах, все еще недоосознан. Падение Буша, упадок Евросоюза и победа в Осетии, которой Россия не воспользовалась из-за грянувшего краха на финансовом рынке, прокололи некоторые из пузырей – не подсказав иной политики, кроме реставрационной.

* * *

Проблемой международной безопасности является не просто кризис, а кризис непризнаваемый реальностью. Даже по материалам ньюслеттера заметно стремление ряда авторов развести тематику мирового кризиса и – мировой безопасности, сохраняя в последнем случае «докризисную» повестку неприкосновенной. То же стремление есть и в деятельности правительств. Кризис вытесняют из поля дебатов, выносят в фон, в маргиналии, в локальные подробности. Но кризис глобальной безопасности это факт. В некоторых случаях, подобно Украине, наложение финансового кризиса на международный создает риск коллапса с необъятными рисками для Европы и всего мира.

Ресурсы России в вопросах безопасности ограничены, но по-прежнему велики. Например. один из новых российских ресурсов – сам Барак Обама. Точней, невозможность для новой администрации США сохранять отношения с Россией в нынешнем бедственном состоянии. Оценке возможностей препятствует общепризнанный дефицит стратегического мышления. Чего мы на самом деле хотим? Однако неясность стратегии (в чем и мы любим упрекнуть МИД) не дает России права бездействовать, снижая качество действий до тактического реагирования. Что в свою очередь накапливает риски,,например, на украинском направлении.

* * *

Но русская власть не может быть намного умнее русского общества. В дебатах по безопасности государство лимитировано общественной патологией, – островным сознанием элит. Сознанием, которое исходит из догмы о внутреннем происхождении всех бед России, яростно отклоняя контекст национальной безопасности.

Патология эта довольно странна. (Особенно – для континентальной нации с новопроведенными границами.) Россия входит в первую пятерку стран мира с наибольшими военными рисками. Последняя война была прошлым летом, а предыдущая – кончилась пару лет тому, при напряжении всех видов вооружения. Из 18 лет суверенной России невоенными были не более семи-восьми! Испытывая дефицит денег, дефицит капиталов, Россия одновременно испытывает и острый дефицит безопасности. И стоит помнить, что на выходе из кризиса, в отличие от экономики, риски не снижаются, а растут – прежде всего, в форме военных соблазнов и экспорта внутренних кризисов вовне.

russ.ru