В который раз ставлю себе вопрос: почему в нашей повседневной жизни так много истории? Отчего и в дальнейшем ленты новостей изобилуют сообщениями о разнообразных инициативах политических партий и обществ установить памятник деятелю ОУН-УПА, российской императрице или же переименовать улицу? Почему политика памяти переросла в нашей стране в настоящую войну памятников?

Взглянув в наше прошлое, можно прийти к очень простому выводу: каждое изменение государственно-политического режима сметало одни символы и сооружало новые с новой идеологической нагрузкой. А изменений было предостаточно... Однако это только на первый взгляд все так просто.

Смена власти на наших землях несла с собой коренное изменение политики памяти. Каждый новый режим вел речь не просто о возражении или же устранении старых властных символов и памятников, для него было важным доказать с помощью истории легитимность владения этой территорией. Для этого все следы прошлых государственных систем затирались не только посредством переименовывания улиц, устранения старых государственных символов и памятников, но и через наполнение городского пространства «своей» символикой. Город заново «населялся» новыми героями и святынями, используя современную терминологию - происходила новая маркировка городского пространства.

Сооружение памятников является одним из неотъемлемых элементов своеобразного «закрепления» в коллективном сознании конкретных мест памяти и их визуализации, то есть увековечение в камне и бронзе. Функционирование памятников сопровождается определенными ритуалами и публичными практиками, что предусматривает участие в них наибольшего количества граждан. В данном случае имеем дело с их мобилизационной функцией. Следовательно, на первый взгляд простая и логическая схема сооружения памятников в действительности является намного сложнее и заключает в себе много скрытых функций.

Учитывая нашу современную монументостроительную лихорадку, позволю себе коротко остановиться на общепринятой процедуре установления памятников. Обычно она выглядит таким способом: определенная группа людей приходит к выводу, что то или иное историческое лицо имеет невероятные заслуги перед городом. Создается инициативный комитет, который разворачивает соответствующую рекламную кампанию, и критерием, своего рода плебисцитом для общества, есть соответствующая сумма собранных средств на памятник. Если же собранной суммы не достаточно, то сооружение памятников нередко затягивается на десятилетия. Такая процедура является своего рода изучением общественных настроений, поиском консенсуса в городском обществе. Но есть и иные способы - памятник необходимо установить из идеологических, пропагандистских соображений. Тогда к этому приобщается государство, а следовательно, задействуются государственные фонды. Наибольший размах подобная практика приобретала в тоталитарных обществах, что и не удивительно. В советское время, например, в каждом райкоме партии существовали идеологические отделы, которые заботились о наполнении городского пространства коммунистической символикой. Подобно действует новейшая украинская власть, устанавливая памятники, знаки и символы деятелям ОУН-УПА во Львове, не обращая внимания на мнение общественности и на то, что упомянутых лиц вообще мало что связывало с городом.

В этом эссе сознательно не буду касаться эстетических моментов построения памятников, а, скорее, попробую показать на примере Львова и Черновцов политическую подоснову политики памяти. Для этого избрал два города Западной Украины с подобной исторической судьбой, но в то же время очень разные по своему историческому звучанию. Оба города в свое время были столицами австрийских коронных земель, потом попали в состав других национальных государств, пережили оккупацию времен Второй мировой войны и были присоединены к Советскому Союзу, став провинциальными областными центрами. Отличия проявлялись еще в австрийское время. Если Буковину можно назвать самым успешным австрийским проектом, то Галичина имела статус польской квазинациональной автономии. Если в Черновцах местные власти сооружали памятники, которые лелеяли чувство общеимперской наднациональной идентичности, то в Галичине устанавливали памятники этническим полякам - писателям, политикам, и чествовали даты и события из польской национальной истории. В своей основе эти памятники не противоречили габсбургской исторической традиции, но тесно привязывали к польскому движению за возрождение Польши. Именно поэтому во Львове с изменением власти в 1918 г. почти не произошло перемещения памятников в городском пространстве. Зато в Черновцах за период 1918-1923 гг. состоялась первая серьезная ревизия буковинских памятников и замена их на национальные румынские.

Во времена Австро-Венгрии в Черновцах сооружались памятники, непосредственно связанные с удельной австрийско-габсбургской традицией. Это и памятник «Австрии», построенный в 1875 г. по случаю 100-летия присоединения Буковины, это и открытие памятника императору Францу Иосифу І в 1888 г. по случаю 40-летия его правления. На Буковине нашлось также место для императора-реформатора Иосифа ІІ. 1 декабря в 1903 г. был установлен его бюст в саду Немецкого национального дома. В католической Галичине Иосиф ІІ не был удостоен памятника, поскольку из-за политики просветительства и ограничений Католической Церкви не особенно уважался польской аристократией. Украинцы-греко-католики, для чьей Церкви, а следовательно и для них, этот император успел сделать чрезвычайно много, были политически маловлиятельными и экономически не важными. От них не зависело, кого город должен уважать, а кого нет. Да и для актуального на то время императора в Галичине не было соответствующего почтения. И это невзирая на почти культовость этого лица для украинских крестьян. Львов ограничился названиями улицы и гимназии в честь императора и выбиванием его имени на фронтонах некоторых публичных домов. Опять отмечу, что именно при правлении Франца Иосифа во Львове состоялся настоящий строительный бум, который сформировал современное лицо этого города. Черновчане установили не только памятник императору Францу Иосифу, но и «Императорскую скалу» с его барельефом.

15 октября в 1911 г. в Черновцах появился памятник австрийской императрице Элизабет. Во Львове также отметили императрицу, но другим, менее очевидным способом - в ее честь назвали новопостроенный в неоготическом стиле величественный костел. Подтверждением разности политики памяти в Галичине и на Буковине может быть также то, что в Черновцах был установлен памятник классику немецкой литературы Фридриху Шиллеру (1907). Казалось бы, о чем это может свидетельствовать? Собственно, появление этого памятника в Черновцах удостоверяет существование немецкой культурной традиции на Буковине и попытки творить наднациональное австрийско-буковинское сообщество, в то время как во Львове все памятники получали выразительный польский национальный характер.

Начну с того, что для католической традиции является очень характерным культ Пресвятой Девы Марии. Статуи Марии были, наверно, наиболее распространенными памятниками в этом городе. Их устанавливали на площадях, на перекрестках, а еще больше в специальных нишах домов. Одним из первых памятников во Львове, который имел политическое звучание, была колонна с фигурой св. Яна из Дукли. По одной из версий, памятник был установлен еще в 1649 г. в честь обороны города от Богдана Хмельницкого. Но потом было доказано, что памятник установили в 1736 г. Простоял он перед Бернардинами вплоть до советских времен, когда фигуру Яна из Дукли сняли с колонны и перенесли на верх колодца во дворе монастыря.

Приблизительно в конце ХVII ст. во Львове во дворе коллегиума Иезуитов поставили памятник великому коронному гетману Станиславу Яблоновскому. Памятник построил неизвестный скульптор в знак благодарности гетману за оборону Львова от турков в 1695 г. В 1859 г. по инициативе Ипполита Ступницкого его отреставрировали и установили на Валах, которые благодаря ему получили название Гетманских. В 1923 г. памятник опять перенесли к коллегиуму Иезуитов, откуда он бесследно исчез после Второй мировой войны.

Почти все последующие памятники во Львове имели выразительную польскую национальную расцветку и четкий политический подтекст. Их устанавливали в честь польских деятелей и писателей, но обязательно в честь тех, кто принимал участие в польских восстаниях. В 1897 г. был построен памятник писателю Александру Фредро. Но не только своим литературным талантом заслужил Фредро памятник во Львове. Для многих поляков он был символом борьбы за возобновление независимости Польши в наполеоновские времена. 18-летним юношей он двинулся с наполеоновским войском на Москву, за что был награжден орденом «Виртути милитари». После Второй мировой войны памятник перевезен во Вроцлав, а в 1956 г. установлен на Рынке в этом городе.

С разницей в два года во Львове построили новые памятники двум очень подобным национальным героям-повстанцам. Соответственно в 1894 и 1896 гг. было установлено памятники Яну Килинскому но Бартошу Гловацкому. Возможно, что именно из-за социального происхождение героев (из низов) оба памятника пережили советский период и остались стоять на своих местах: Бартош - наверху ул. Личаковской, а Килинский - в Стрыйском парке.

В память о казненных польских повстанцах на горе Казней был установлен обелиск Теофилу Висьневскому. На обелиске выбита надпись: «Теофилу Висьневскому, казненному на этом месте 31 июля в 1847 г. за свободу Родины - мещанство львовское». Это место стало одним из обязательных пунктов в патриотических торжествах для прославления польских повстанцев, что особенно свидетельствует о демократизме Австрийского государства Габсбургов. В декабре 1901 г. на ул. Академической установили бюст известному польскому поэту Корнелю Уэйскому. Теперь этот бюст находится в одном из скверов города Щецина. Уэйский принимал участие в деятельности патриотических групп в Варшаве, писал антироссийские произведения, был также активным участником львовской революции в 1848 г.

Кроме повстанцев, памятники были построены также нескольким личностям, которые получили славу как австрийские чиновники или же польские патриоты. Наибольшее неудовольствие у польской патриотической молодежи перед Первой мировой войной вызывал памятник многолетнему австрийскому наместнику Галичины и министру внутренних дел империи - Агенору Голуховскому. Памятник построили неподалеку от дома Галицкого сейма, привязывая к его конституционной деятельности. Голуховский был убежденным консерватором. Много работал над проектом ликвидации барщины, над языковым законодательством для Галичины. Из-за своей имперской деятельности, как австрийский патриот, для молодых радикальных поляков он казался «недостаточно» патриотическим. В 1944 г. памятник бесследно исчез. Едва ли не единственный памятник, последующая судьба которого не заинтересовала патриотичных поляков.

Еще одним известным поляком, заслужившим у польского народа быть увековеченным в бронзе, был Франтишек Смолька. Человек нерядовой судьбы. За участие в подпольной организации попал в тюрьму, где провел время вплоть до 1845 г. и был осужден на смертную казнь, однако амнистирован. В революции в 1848 г. участия не принимал, но был избран в первый австрийский Государственный совет и стал первым президентом австрийского парламента. Известен своими невероятными патриотическими чувствами. Выступил с инициативой сооружения Холма Люблинской Унии. Этот холм стал символом Польши как большого и могучего государства в прошлом. Его памятник открыли в марте 1913 г. В советское время Холм «приобрел» нейтральное название и известен доныне современным львовянам как Высокий Замок.

Теперь о двух других знаковых львовских памятниках. Единственным польским королем, который родился недалеко от Львова, был Ян ІІІ Собесский. Известный, как защитник Вены. Польское общество Львова не имело особенных трудностей с установлением этого памятника, потому что хоть он и польский король, но спас Вену. Памятник стоял на одном из самых почетных мест - на Валах Гетманских. Конная фигура в польской национальной одежде (жупан и кунтуш) символизировала прошлое величие поляков и привязывала к польскости триединой Речи Посполитой. В 1965 году - установлен в Гданьске.

Самым красивым львовским памятником считался памятник Адаму Мицкевичу. Национальный польский поэт появился в бронзе на Марийской площади во Львове. После акции со строительством Холма Люблинской Унии это была вторая по масштабам патриотическая акция в городе. Один из немногих памятников, который не изменил свое место и в советское время, только в независимой Украине ему поменяли фон на саркофагоподобный «Укрсоцбанк».

Как уже отмечал, после украинско-польской войны в 1918 г. и потери украинцами Львова, в архитектурном облике города почти не состоялось никаких изменений. Памятники, из-за их польской «национальности», остались на своих местах. Но сразу после войны львовские мещане начали одну из самых патриотических акций - построение величественного пантеона «Защитников Львова». Пантеон еще получил название «Львовские орлята», потому что имел целью тиражирование тезиса, что город от украинцев защитили львовские дети и женщины. Пантеон строился как величественный ансамбль и, по замыслу, должен был символизировать вечное присутствие поляков во Львове. Могила неизвестного солдата, колоннада, могучие львы и особенно присутствие меча «Щербца» на триумфальной арке свидетельствовали о крайнем национализме этого замысла.

Не менее интересна история достопримечательности в послевоенное время. В 1974 г. советы сравняли бульдозерами захоронения на пантеоне, обстреляли колонны, сбили польские патриотические надписи. Свыше 10 лет длилось возобновление кладбища уже в независимой Украине. Вопрос был настолько инструментализован польскими и украинскими политиками, что превратился в своего рода украинско-польскую войну памятников. В конечном итоге два президента, В.Ющенко и А.Квасневский, открыли этот мемориал. Правда, процедура открытия проводилась в чрезвычайно националистическом польском стиле и не могла служить даже намеком для польско-украинского единения.

Гораздо меньше по масштабу, но с аналогичным замыслом, как кладбище «Львовских Орлят», стало открытие в Черновцах 11 ноября 1924 года памятника «Объединения», по случаю присоединения Буковины к Румынскому королевству. Этот памятник также демонтировался советской властью, но в три этапа: 1940, 1945, 1951. Он не подлежит возобновлению, потому что во львовском случае шла речь о кладбище с захоронениями, которые необходимо было отметить по-христиански, здесь же идет речь об одном из элементов визуального оформления великорумынской идеи.

Все памятники, установленные в Черновцах в румынские времена, не устояли перед временем. Некоторые из-за их национально-идеологической нагрузки, некоторые из-за нетерпимости советской власти ко всему несоветскому. Примером последнего может быть уничтожение после 1940 г. памятника павшим в Первой мировой войне черновчанам евангельской конфессии, бюста Димитре Ончула - председателя Румынской академии, бюста классика румынской литературы Мигая Эминеску.

В советский период массово устанавливались советские символы. Нет ничего странного, что советская политика памяти была универсальной для всего новоприобретенного пространства: те же памятники вождям пролетариата и советским деятелям, стандартные памятники воинам-освободителям, с одним особенным дополнением - с целью предотвращения уничтожения этих памятников на них, как правило, выбивались имена земляков, павших на фронтах Второй мировой войны.



Разница между постсоветскими Львовом и Черновцами заключается опять в наднациональном измерении черновицких памятников:

1990 - бюст классика румынской литературы Мигая Эминеску.

1990 - мемориальный камень на месте расстрела фашистами черновицких евреев.

1990 - бюст композитора и поэта Сидора Воробкевича.

1992 - скульптурная группа «Колыбель мира» в честь побратимов Черновцов и Солт Лейк Сити

1992 - памятник известному немецкоязычному поэту Паулю Целану.

1995 - памятник «Героям Буковинского куреня (1918, 1941-44).

1990-ые - памятник Осипу Маковею и Юрию Федьковичу.

1996 - памятный знак в честь 400-летия Берестейской унии.

1999 - памятник буковинцам-солдатам Советской армии, которые погибли во время войны в Афганистане.

1999 - памятник Т.Шевченко.

2000 - памятник Мигаю Эминеску.

2000 - памятник буковинским евреям, которые погибли во время Холокоста.

2006 - памятник «Любви».

2006 - памятник первому митрополиту Буковинской митрополии Евгению Гакману.



Украинский национальный Львов:

1990 - памятник М.Шашкевичу.

1992-95 - памятник Т.Шевченко «Волна национального возрождения».

С 1990 - Мемориал освободительных соревнований украинского народа.

1992 - памятник жертвам львовского гетто.

1993 - памятник «Просвите» по случаю 125-летия основания.

1994 - памятник М.Грушевскому.

1996 - памятник И.Трушу.

1997 - памятник жертвам коммунистических преступлений.

2007 - памятник С. Бандере.



Мы привыкли наружу кичиться нашей мультикультурной историей. Проводим конференции и семинары, произносим «правильные» тексты, надеемся стать туристическим центром Европы. Но если смотреть на памятники - помним только себя, даже если мы здесь и не всегда были...



Перевод с украинского - А.Хохулин



Василий Расевич для ZAXID.NET