На вопросы РЖ отвечает президент Фонда эффективной политики, главный редактор Русского Журнала Глеб Павловский.

* * *

РЖ: Британский политический мыслитель второй половины XIX века лорд Актон как-то отметил, что главное свойство власти – развращение тех, кто ею владеет. Если быть более точным, то он сказал: «Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно». За то время, что Юрий Лужков пребывал на посту градоначальника, власть его развратила?

Глеб Павловский: Я думаю, что лорд Актон сильно обогатил бы свои представления о власти, имей он представление о постсоветской Москве, или например о Белоруссии. Но о разврате ли идет речь, или о чем-то другом?

Лужков конца 80-х уже тогда немолод, но он действительно был не тот человек, что сегодня. Я встречался с ним по кооперативным делам. У него было доброе круглое московское лицо, такие часто встречались в тогдашней демократической толпе. Каноничная биография: инженер, химик-ИТРовец, коммунист, член партии до последней возможности - до августа 91-го года. То есть не вертун. Партбилеты не жег на камеру. Моралист. Что его съело? Политической философии еще предстоит понять, что за власть формировалась в начале 1990-х годов в России. Тот сгусток полномочий, якобы временных прерогатив и мгновенно монетизируемых указов, что в 1991-м году выкатился на публику под ее аплодисменты, не был ни традиционной властью, ни властью рационализованной. Избираясь и переизбираясь с легкостью, эта власть не собиралась ни уходить ни зависеть от избирателей. Лужков холит миф о «выборном мэре-любимце москвичей». Но правда в том, что он был не избран мэром Москвы – его мэром назначили. А избрание назначенца в мэры состоялись аж 4 года спустя, и все эти годы он владел безразмерной властью, расширяя и расширяя ее.

РЖ: Как это стало возможным?

Г.П.: Едва Гавриил Попов был избран мэром Москвы, он вступил в конфликт с Моссоветом, председателем которого прежде был. Вслед за этим Ельцин парой указов дал ему «необходимые дополнительные полномочия». Какой интересный момент! Всем радостно, все приветствуют победы гласности – и указы о введении диктатуры в Москве никто не читает. Я не помню серьезной дискуссии из-за указов Ельцина, которыми он передавал московскому мэру прерогативы монарха, включая права на раздачу собственности во владение. Откуда он их брал? Ведь тем самым, он должен был их у кого-то отнять. Он отбирал их а) у Моссовета, b) у всех видов местного самоуправления и гражданских союзов, какие только были и с) у федеральной же власти, то есть у самого себя. Власть московского мэра строилась на уничтожении всех иных прав. Итак, в разгар открытости (этот период ошибочно именуют либеральным), власть заявила претензию на новую тотальность. Пример Москвы эту претензию позволяет легко проследить. Фактически Ельцин создал позицию «президента Москвы» - дублера всероссийского президента...

РЖ: Может быть, даже суперпрезидента.

Г.П.: Да, "Un president sans phrases", как сказал декабрист Николай Тургенев, обсуждая желаемую для России модель власти. У Ельцина самого, кстати, не было такой власти, которую он дал мэру Москвы. Даже когда он был первым секретарем МГК и членом Политбюро, у него не было такой власти. Фактически установилась диктатура, оправданная своей якобы временностью. Идея в русской традиции также восходящая к декабристам - «временное Правление, облеченное верховною властью, дабы обеспечить порядок и ввести новый образ Правления», эта окольцовывающая формулировка принадлежит Пестелю. И тут вдруг Попов вдруг добровольно передает власть своей тени - Лужкову, малозаметному технократу. Загадочный жест, ведь он тогда никак не объяснялся на самом деле. Лужков получил выборную должность не на выборах, а по записке президента. Выборную власть передали указом невыбранному лицу – запомним это на будущее. Перед тем еще Г.Попов сделал знаменитое, вызвавшее тогда взрыв сарказмов заявление, что у чиновника есть право на одну пятую от каждой сделки, которую он подписывает. Тем самым великий экономист перестройки мимоходом аннулировал понятие частной собственности в Москве. Никто не соотнес с этим странным «кредо» тайну его ухода. Я не знаю, рассматривал ли сам Попов свой уход от поста мэра как трансакцию, в которой и он имеет право на свои «законные 20%»? Это осталось за кадром. Один Лужков выслушал, и пошел исполнять.

Руководил правительством Москвы, автономным от политиканствующего мэра. Был мэр, а было московское правительство. Но когда Лужков стал мэром, мэр возглавил правительство, и статусы слились еще раз. А после 93-го года, с ликвидацией Моссовета он присвоил и полномочия представительной власти, которые лишь позже номинально отделил в виде ручной Мосгордумы. Так и возникла та самая власть, в которой Лужкова понесло. Власть «села на землю» в буквальном смысле – правительство Москвы аннексировало всю землю города и выдавало ее в аренду, сопровождавшуюся вассальной зависимостью арендатора. Этот феодализм именовался «московской моделью приватизации».

Этот как будто бы незаметный и идеальный человек в течение короткого времени «подмял» под себя город. Однако обладая практически безграничной власти в городе, порой Лужков демонстрировал чрезвычайную слабость.

Мы помним атмосферу выборов 1996 года, когда Лужкова впервые избрали мэром, в истерической атмосфере, которую сам помогал нагнетать. Оставшееся нераскрытым покушение на вице-мэра Шанцева. 1998 - рельсовая война, шахтеры с касками под белым домом, угрозы Кремлю блокировать шахтерами Спасские ворота... И после авантюра 1999-го, с попыткой взятия власти при потоке угроз расправы с Ельциным. Зато в момент террористических атак на Москву Лужков - парализован, потерялся. Он просто не знал, что делать. Чем занималась мэрия, мы помним - мэрия бегала по Москве и опечатывала подвалы, в этом и была ее деятельность. Бегала-бегала, да и пробегала верную победу.. Эти странные колебания Лужкова от апломба к потерянности, от потерянности к агрессии мы снова видим сегодня. Они характерны для московской антропологии власти. Потому что эта власть, сидя на ворованных деньгах и зависимом местном бизнесе, никогда не понимает, на что же она на самом деле опирается, и опирается ли.

С одной стороны, старички за Лужкова, бюджетники за Лужкова - часть денег идет постоянно бюджетникам, но от чего эта «часть», никто не знает. Одновременно она вроде бы народная власть, но ее «народ» генерируется самой этой властью, ею продуцируется и оплачивается, он народ по найму. И еще важная сторона лужковщины – это власть-меценат, всегда в толпе приживал из мира искусств. Театралы, скульпторы и «народные художники» бурно аплодируют шуткам Лужкова, восхищаются его пчелами и деньгами, пьют его шампанское, в перерывах клянча жилплощадь. С годами это меняет личность. Многие просто забыли, Лужков ведь человек еще хрущевской эры, он сформировался как взрослый человек еще в хрущевское время, добрежневское. Кстати говоря, недавно некто Петров из Мосгордумы сказал, что Хрущел бы высоко оценил деятельность Лужкова. И я думаю, да, в чем-то они похожи. Оба крепкие хозяйственники с тягой к земле, и обоих сгубили их любимые приживалы.

РЖ: И когда же стало совершенно точно ясно, что Лужкову придется в скором времени покинуть свой пост?

Г.П.: Я полагаю, власть Лужкова сгорела в московских пожарах этого лета. Когда в начале лета, еще до отпуска Лужков заявил, что пора бы разобраться в великом пожаре Москвы 1812 года. Никто не понял, что он имеет в виду, он и сам не понял. Но его голосом говорил его собственный фатум. Древние бы усмотрели роковой смысл в его предчувствиях.

Здесь мы имеем дело со случаем, когда трезвый человек, растворенный в колоссальной власти, вдруг начинает вести себя иррационально. Непонятно, он «развращен» по лорду Актону, или обезумел? В русской истории такие случаи обыкновенны. Можно вспомнить Аракчеева, который осенью 1825 года покинув императора, кинулся в свое имение Грузино расследовать убийство любовницы. Человеческий жест, но иррациональный поступок. Сравнимо по иррациональности загадочное нежелание Лужкова вернуться в Москву, где от дыма сотнями мрут старики. Нежелание московских властей распахнуть для задыхающихся в смоге хоть несколько из своих пустующих инвестиционных дворцов с кондиционерами необъяснимо.

И наконец бессмысленная атака на Президента, с прицелом на Путина. Это последний иррациональный ход, но он опять сделал ставку. Это инерция московской власти, которой Юрий Михайлович просто не смог оказать сопротивление.

В итоге московская власть обратилась в стаю леммингов, из которых Лужков самый крупный. Его куда-то несло. И вдруг сорвавшись с обрыва и падая, он видит, что остался один - прочие лемминги не кинулись вслед вожаку. Люди, подталкивавшие патрона к бунту сбились теперь на краю, глядят на падшего и попискивают : «Долой Лужкова!». Первые признаки такого поведения я заметил на юбилее «Эха Москвы». Ко мне порознь подходили чины, ассоциированые с мэрией, и шепотом поздравляли: наконец-то! долго терпели мы этот аракчеевский режим! Было смешно наблюдать, смешно и страшно. Но и это часть той власти, которую создал Лужков. Это не абсолютная власть, это старая добрая русская власть, которая в таких случаях моментально обнуляется, подстраиваясь под победителя. Теперь они обсуждают, куда переносить бронзового Петра..

РЖ: Сегодня уже звучат заявления о том, что следовало бы возродить разделение постов мэра Москвы и главы правительства города. Но не является ли разговор об этом попыткой ограничить влияние этой самой «типично русской власти»?

Г.П.: Каковы бы ни были ближайшие действия, они будут носить характер тактически необходимых. Не более того. Любой, кто придет на смену Лужкову, потратит время на то, чтобы распутать клубок московской власти. Юрий Михайлович был бы бесценен в качестве проводника по лабиринту, который создавался под его руководством. Хотя я не уверен, что даже Минотавр знает все ходы в лабиринте. Я думаю, многое знает жена Минотавра. Но ведь всего, что знает жена, сам хозяин может не знать. Верный Гаврила Попов уже сообщил на этот счет, что жена не обязана рассказывать мужу о всех «своих сберкнижках». И ведь действительно не обязана! Что в проекции на царственную московскую пару звучит довольно комично.

Безусловно, сегодня речь - о поиске входа в систему. И поиск этот будет совсем не простым для нового мэра и его команды. Члены старой команды кинутся к подножию нового трона. Естественно, первой их задачей станет переиграть новичка. Будет даваться часть информации, другая часть будет скрываться. Сможет новая власть не попасть под контроль, который полностью поглотил прежнего мэра, трудно сказать. Но стратегически, конечно, необходима рационализация власти мэра в Москве. И опять-таки вопрос: возможна ли такая рационализация? В принципе, возможна. Власть главы государства остается последней, когда надо защититься от злоупотребления других властей. Именно глава государства должен инициировать процесс рационализации власти как таковой. Первый шаг уже сделан.

РЖ: Известный публицист Константин Крылов уже сравнил уход Лужкова с уходом Ельцина. Действительно ли это настолько крупное политическое событие?

Г.П.: Константин имеет склонность к сильным заявлениям. Однако события сравнимы - тем, что московская власть стала особой ветвью власти в России. В этом качестве она выступала одной из опор системы. Но это такая опора, которая сама диктует надстройке, как жить. И если Дмитрий Медведев не хочет оказаться в том сложном положении, в котором оказывались предыдущие президенты, он не должен допустить существования московской опричнины, собирающей дань со всех финансов страны, и на этой основе диктующей условия федеральному Центру.

РЖ: Одной из причин высокой популярности Лужкова среди москвичей являлись так называемые «лужковские надбавки», которые получали пенсионеры и работники бюджетных сфер. Они стали особым социальным классом, верным тому, кто «надбавлял» им. Не является ли Юрий Михайлович человеком, который создал новый антропологический тип жителя России?

Г.П.: Лужковские надбавки – это производная от тезиса Попова о том, что чиновник имеет долю в каждой собственности, проносимой мимо его носа. Принцип который впоследствии перефразировал Лифшиц: делиться надо! Правда, не было внесено уточнения, делиться из своего или из оставшегося у собственника после того, как чиновник снимет маржу. В рамках этой политэкономии, где откат превратился в условие трансакции, важным интуитивно найденным Лужковым лозунгом является идея лужковской надбавки. Не банальных выплат бюджетникам и пенсионерам, а надбавки «персональной». Я не ворую у вас, видите – я вам надбавляю! С неофициальным разъяснением: будь с вами не я, другой украл бы все!

То есть пенсионер, которому бросают нечто из оставшегося после дележки казны, получает якобы личный дар от щедрого мэра. Ничего нового тут нет. Еще Помпей в древнем Риме практиковал подобное. «Лужковская надбавка» – это банальная покупка плебса. При этом покупаемые должны согласиться с тем, что они – плебс, и не будут вмешиваться в дела нобилитета. Вот кого абсолютно развращает эта власть – не мэра, а «мэрский народ». Эта власть деклассирует - тебе заплатили? Заткнись и ступай домой, сиди тихо. Твой дом заканчивается твоей входной дверью, а за ней начинается чужой - московский дом, владения мэра. Ты ведь у себя дома хозяин? Вот и он хозяин, но у себя дома, в Москве. Мы с этим согласились, и теперь выйдя за дверь ощущаем тревогу. Такие социальные инновации, став властью, легко не отступят. И не исключено, что когда мы досмотрим трагедию до конца, та не закончится всего лишь отставкой.

Беседовал Александр Павлов