«Еды не дадут», - сказал Валера. Он был идеальный, скромный попутчик, не говорящий лишнего, не лезущий с расспросами, не предлагающий выпить, не пахнущий носками. Его грустное лицо выражало покорность судьбе. В купе нас было двое. Он ехал из Жмеринки, я подсел в Киеве.

- На жмеринском поезде еда не положена, хоть и люкс.

Он откуда-то все знал про жмеринский поезд: точное расписание остановок, стоимость белья и чая, имя и привычки проводницы.

- У меня здесь, можно сказать, единый, - объяснил он. – Я два раза в месяц туда-сюда катаюсь.

- Работа? - спросил я с пониманием. – В смысле в Москве работаете, а там родня?

- Я москвич, - обиделся он.

- То-то я и слышу...

- Жена, - сказал Валера. - Так и живем. От нее еду, между прочим. И от детей. Двое уже.

- А в Москву ее перевезти не пробовали? С детьми?

- Пробовал. Ничего хорошего.

Он загрустил окончательно.

- Понимаете, - произнес он после паузы. – Я тоже... до Алены... Ее Алена зовут. Я все думал: ну, Украина. Ридна сестра. Никакой разницы. Подумаешь, у меня одноклассник на немке женился. И ничего, живет. Ну, если немка-то украинка уж как-нибудь, правильно? Но она, в смысле Украина, совершенно же другое. Они от нас дальше, чем Китай. Это языческая страна, там до сих пор какой-то сплошной Вий. У вас вообще... вы извините, что я так... у вас было что-нибудь на Украине?

- Было,- сказал я, догадавшись, о чем речь.

- И как?

- Очень сильное впечатление.

- Ну вот и я про то. Этот же язык... он специально создан, чтобы на нем с мужчиной разговаривать. Он не для политики, например. Когда я по телевизору, по пятому каналу, политические новости слушаю... ну умрешь же! Политична, исторична... пидрахуваты голоса... А вот про любовь... про кохання... Это же гипноз. А поют как! «Ой ты, хлопче молоды-ы-ый...» Этот язык же для песен, правда? Ни для чего больше! И еще - они все ведьмы. Они притягивают к себе страшно. Я с ней познакомился летом в Киеве. С другом приехал, семь лет назад. И там, на Подоле, гуляли вдоль Днепра. Вот с тех пор ни на кого больше смотреть не могу. До сих пор помню, в чем была одета и о чем говорили. Поженились очень быстро. Я ее на полгода в Москву перевез и даже работать устроил - она врач, хороший. Терапевт. Все может, рука легкая, несколько раз мне уколы делала, когда я болел. Даже не чувствуется. Но не может у нас, и все.

- Очень интересно, - сказал я. - Больше миллиона гастарбайтеров могут, а она никак. Тонкая натура, извините, конечно.

- Но у них же выхода нет! - поморщился Валера. - Хочешь жить - работай, не хочешь - возвращайся. А у нее работа там, и вообще Жмеринка - ее родной город.

- Как же, - сказал я. - Столица мира.

- А стратегически важный пункт, между прочим! – обиделся он. – У немцев ставка была в Виннице! Это совсем рядом. Я даже сам начал любить эти места, честно. Красивый город. Река - Южный Буг. Промышленность...

Он замолчал, припоминая промышленность. Чувствовалось, что ему надо было как-то оправдать привязанность своей Алены к этой Жмеринке, и он начал отыскивать в городе удивительные и притягательные черты.

- Там все как 100 лет назад. И каждую неделю какой-нибудь праздник. День спорта. День ветеринара даже. Она со мной в Москве пожила, полгода и говорит: «Валера, я тебя очень люблю, но в Москве вашей жить не буду. У вас все хотят друг другу гадость сделать. Я не могу с утра в метро зайти. Каждый смотрит, в чем другой ошибется, где не так войдет, не так наступит, и сразу набрасывается. Хищные люди, никто не любит никого. Ты, говорит, не такой только потому, что в армии служил. Там, в армии, какая-то порядочность еще осталась».

- Странная она у вас, - сказал я. – Я же тоже в армии служил.

- Офицером?

- Нет, рядовым.

- А я офицером. Семь лет. Уволился потом, сейчас вот машинами торгую. Но в чем-то она права, у нас в армии таких нравов не было, как в бизнесе.

- Подождите, а детям сколько?

- Три и пять.

- И какое гражданство записали?

- Федьке москальское, то есть российское, - быстро поправился он. – А Славке украинское.

- Что, два парня, да?

- Нет, Славка-девочка. Ярослава. Еще Олесю хотим обязательно, чтобы на нее была похожа. А то Славка в тещу, черная. А Алена светлая.

- И какой язык у них родной?

- А они двуязычные. На такой смеси говорят, как вся Жмеринка.

- Погодите, - сказал я после некоторого раздумья. – Но ведь так не может продолжаться вечно!

- Ну а как Высоцкий с Мариной Влади жил? Он не мог там, она здесь. У него театр и публика, у нее кино и фанаты... Раз в полгода виделись – и счастье.

- А вы уверены... - я осекся, но Валера понял.

- Уверен, - сказал он. – Да хоть бы и не уверен. У нас с ней такое и так серьезно с самого начала, что с другим так все равно не будет. И у меня с другой не будет. И потом, она не такая. В Жмеринке к этому очень серьезное отношение.

- И как, вам денег хватает на переезды эти?

- Да, хватает. У меня бизнес неплохо поставлен. Я бы и самолетом летал, но там аэродрома нет. Ладно, давайте спать.

Через некоторое время, однако, он заговорил снова.

- Знаете, я как думаю? Вот вам самому разве никогда не хотелось бы пожить отдельно от семьи?

- Нет, - честно сказал я.

- Но недолго? Просто чтобы никто не доставал? Зато потом какая любовь!

- Вообще-то, - признался я, - я и командировки вроде этой трудно переношу. Я люблю, когда все вместе.

- А иногда, я считаю, надо врозь! - сказал он решительно. - Вот мы две недели не видимся, и все у нас как в первый раз. И говорить всегда есть о чем. И новостей море. А если бы все время вместе... Знаете, я даже думаю, что вот и с Украиной у нас... правильно все. Это нормально, что они отдельно. Мы так друг друга больше любим, чем при совместном хозяйстве. Все равно мы им — льготы, они нам - рабсилу, сало там... мало ли... Надо жить на расстоянии, тогда все сильнее. После офицерской общаги, наверное, мне долго еще будет трудно все время с другим человеком. А когда на расстоянии... только это и жизнь, я считаю. Вас же дети тоже не очень часто видят?

- В основном по выходным, - сказал я.

- И меня по выходным. Какая разница? - Некоторое время мы опять молчали.

- А когда у нас будет нормально, она, наверное, переедет, - сказал Валера. – Будет же когда-то нормально, чтобы не все друг другу как волки? А у нас как раз будет больше десяти лет брака, критическое время. Мы съедемся, и тогда это... чувства с новой силой. Может такое быть?

- Наверное, - сказал я.

- Хотите, я вам ее фотографию покажу? – спросил он.

От таких предложений отказываться нельзя. Он зажег свет. С цветной фотографии на меня взглянули два темноволосых ребенка, круглолицых, как Валера, и курносых, как его жена. Про его жену трудно сказать что-то определенное, как, впрочем, и про любую настоящую красоту. Гомер в таких случаях, не желая описывать Елену (потому что вкусы же у всех разные), просто говорил: «Войны достойна». Вот и эта жмеринская Елена, короче, была совершенно достойна того, чтобы дважды в месяц ездить на Украину.

- Нравится? - спросил Валера.

- Да, замечательно.

- Мне тоже нравится. Ладно, спокойной ночи.

Утром он стремительно собрался и, едва кивнув мне на прощание, выскочил из вагона. Я вышел в серую Москву, где все, не глядя друг на друга, бежали к метро. Не сказать, чтобы мне страстно захотелось обратно. Но и не сказать, чтобы вовсе не захотелось.

"