Инна Завгородняя

В нашей комнате в московском общежитии на видном месте висит плакат, который в поддержку акции местной массовой газеты повесила моя подруга грузинка Нато. Он гласит: «Не пей грузинское вино, уважай себя и родину». Преисполненные самоуважения, мы методически уничтожаем запасы вина, которых в нашей комнате хватит, пожалуй, на год. А как насчет родины? Фактически Москва для каждого из нас стала вторым домом, к тому же здесь можно устроить себе иллюзию родины, выбирая соответствующее общество, читая нужную литературу и регулярно звоня домой. Это мы и делаем.

Москва — это немного Тбилиси

Грузинский вариант известного лозунга будет звучать примерно так: no sex, too much drugs, just a little rock’n’roll. Культ девичьей невинности в Грузии всегда был и, пожалуй, всегда будет. Я не берусь утверждать, что там нет добрачного секса, он есть, очень ранние браки и очень ранние разводы тоже случаются на каждом шагу. Но в самом начале моего знакомства с грузинами и их взглядами на мир я узнала, что их в Москве удивляло совсем не то, что меня: «Представляешь, здесь просто в метро люди целуются и на улице — тоже целуются!» В грузинской Москве на улице не целуются. Я уверена, что на балконах в спальных районах где-то в Люблино старые грузинки после первой брачной ночи молодых до сих пор вывешивают флаг-простыню для своих консервативных соседей, опять же — соседей-грузин.

Наркотиков действительно много, и действительно много молодежи погибает от передозировки. Я с ужасающей периодичностью замечаю, как Нато оплакивает кого-то из своих друзей или мужей своих подруг. Проблема наркотиков и высокой смертности из-за них прослеживается не только по замечательным грузинским фильмам, но и на уровне бытового юмора. Когда вы услышите о каком-то грузине, что он лечится в Бишкеке, это означает: лечится он там от наркотической зависимости. Шутят, что кое-кто лечит в Бишкеке зависимость от вина. В контексте это звучит смешно, уверяю вас, но у меня как-то не смешно получилось.

Рок-н-ролл грузины, конечно, слушают, но немного. Преимущест­венно им предлагаются или грузинские песни, из которых прежде всего «Тбилисо», или кавказская попса. Есть такое явление — кавказская попса, которая нам, людям, пострадавшим от попсы российской, даже и не снилась! А поскольку московские водители маршруток преимущественно кавказцы, то и слушают они: «Я улечу в небеса, но с собой в полет я заберу твои глаза...»

Можно только позавидовать грузинским студентам, которые приезжают в Москву, как во второй дом. Грузинская молодежь Москвы прекрасно организована: кроме постоянных встреч в студенческих организациях, на посольских приемах или тусовочных квартирах, они еще и арендуют дискозалы, устраивая вечеринки с диджеями, виниловой установкой, светом, выпивкой и даже с мужским стриптизом на столе, хоть и импровизированным. На таких дискотеках красивые грузинские ребята знакомятся с красивыми грузинскими девушками, а потом у них рождаются красивые грузинские дети. Правда, на такие вечеринки приходят еще и грузинские евреи, греки, армяне, а также обычные греки, евреи, армяне, россияне. Я тоже иногда туда хожу, поскольку это очень красивое зрелище.

Вот так поживешь немного в Москве и не заметишь, как начнешь отличать кахетинцев от имеретинцев и рассказывать анекдоты о сванах. Вообще, можно говорить, что Москва это не просто немного Тбилиси, это Тбилиси на полную, Тбилиси-2. Ко­нечно, это очень хорошо, только неизвестно, зачем же миру второе Тбилиси? И что будет с тем первым, настоящим, если все тбилисцы переедут в Москву? Если бы москвичи взамен массово ехали в Тбилиси... А то получается как-то нечестно по отношению к столице Грузии.

Москва — это Грозный (в какой-то степени)

Алина, другая моя соседка по общежитию, любит читать в метро книги типа «Вахабизм» или «Женщина в исламе». Алина выросла в Киргизии, у нее мать русская, поэтому процесс поиска идентичности у девушки все еще продолжается, периодически бросая ее из одной крайности в другую. Иногда Алина забрасывает джинсы далеко в шкаф и начинает ходить исключительно в юбках или даже носит на работу платок. Представляю себе, каким аттракционом тогда становятся ее ежедневные поездки в метро!.. Пожалуй, она коллекционирует взгляды и реакции людей, которые с подозрением смотрят на нее.

Чеченские мужчины и их заморочки по поводу женщин — тема намного более серьезного исследования. Из собственных наблюдений могу сказать, что женщина должна вставать, когда мужчина заходит в комна­ту. Чеченке нежелательно первой звонить по телефону или посылать sms’ки мужчине, иначе ее будут считать легкомысленной. Иногда мы с Нато договариваемся и вместе забрасываем sms’ками нашего знакомого Джебраила: предлагаем пойти вместе дорисовывать рот на огромных пла­катах голливудского «Сайлент Хилла», приглашаем его на чечен-party в общежитии, просто звоним. Мы не отрицаем своей легкомысленности, наоборот, хочется подчеркнуть ее. Тем не менее Алина на всякий случай не участвует в наших шутках.

Иногда наши гости рассказывают «веселые» истории из грозненской студенческой жизни, например, о том, что не до шуток будет девушке, которая понравится милиционеру-кадыровцу: пиши пропало. А люди там привыкли жить с постоянной готовностью к тому, что ночью в квартиру могут вломиться и забрать мужчин. Поэтому, в принципе, неудивительно, что Москва — это в большой степени Грозный, поскольку все чеченцы, желающие нормально жить, уже в Москве, и имя им легион.

Прибытие поезда «Грозный — Москва» тоже зрелище не для слабонервных. Сначала пассажиры должны преодолеть «санитарный кордон», пройти тотальную проверку. Пожилые женщины несут сумки от вагонов, а те, кто их встречает, даже не могут помочь... Но московская жизнь оказывается не такой уж и приятной. Москвичке Мадине, обычной ингушской девушке из обычной ингушской семьи, участковый звонит по телефону каждую неделю! Когда обстановка в городе становится напряженной, участковый звонит чаще, приходит, расспрашивает, как дела, что делают члены ее обычной ингушской семьи, где они и с кем...

Ереван и Баку: московский счет

Армянская и азербайджанская диаспоры Москвы просто огромны. Но нельзя сказать, что они живут в одном городе. Нельзя даже сказать, что общаются, поскольку они враждуют на абсолютно бытовом уровне, иногда устраивая потасовки, как на Дне дружбы народов в РУДН. И то, что в нашей комнате поселили армянку с азербайджанкой, — не только рискованный поступок, но еще и исключение из общего правила. Конечно, Саида не ходит на армянские симфонические концерты, на годовщины геноцида, на презентации тематических фильмов. А Гаюша не любит пахлаву и никогда не выйдет замуж за азербайджанца, пусть даже мода на истории в стиле Шекспира десятки раз возвращается. Но когда нам случается вместе гулять, каждое слово, каждая улыбка между ними — это поступок. Мы не знаем, кто начал эту вражду, почему один народ начал вырезать другой, знаем только, как можно эту вражду прекратить. По крайней мере на едином уровне, где от нас хоть что-то зависит, — на уровне самого себя.

Общежитская антисанитария

Я совсем не претендую на отображение всего национального состава населения Москвы. Пока мне хватает космоса моей общежитской комнаты. Чтобы получить объективную картину, эти данные нужно умножить сначала на количество комнат в общежитии, потом на количество общежитий... Гаюша и Саида — наши «мертвые души», на самом деле они лишь приходят в гости, а живут с родителями на квартирах. Алина живет с нами нелегально. Мы с Нато — хозяйки. Когда мы были только вдвоем, даже хотели сдавать одну из двух комнат, назвав это скромно «комната в квартире с двумя хозяйками, вход через общежитие». Когда мы вечером сходимся вместе, Алина совершает намаз, Нато громко и эмоционально спорит с кем-то по телефону, Саида делает макияж, а Гаюша готовит украинский борщ (мне, чтобы решиться на такой поступок, не хватает духу, поэтому украинский борщ — это дело армянки Гаюши), я в это время ничего не хочу делать. Мне достаточно на все это смотреть, все это синхронно переживать, хотя можно еще включить новости и критиковать журналистов в ответ на очередной веселый репортаж об Украине.

Мы очень дружны, мы сплачиваемся, у нас общая эмигрантская судьба и общие приступы ностальгии. Нас боятся, к нам не подселяют заочников, поскольку никто не хочет присоединяться к такой мешанине национальностей, от которой неизвестно чего можно ожидать. У нас все схвачено: косметические кабинеты, больницы, магазины, рынки. Я уже не говорю о ресторанах, я молчу о Госу­дарственной думе, о ректорате МГУ, повсюду есть кто-то наш. Вот только при всех позитивах Москвы ей все-таки чего-то не хватает, чтобы нас у себя оставить. Алина из Киргизии согласилась бы жить в Москве, если бы вокруг нее выросли горы, без которых она не может. А я бы согласилась, если бы Москва была украинской.

Украинская Москва

Иногда так и кажется. Почувствовать себя в Москве как дома помогают не только две библиотеки украинс­кой литературы, но и книжный магазин. Хотя в книжный магазин на Ар­бате людям со слабой психикой ходить не советую. Он не только совковый до глубины витрины, но и закрывается на обед, чем выгодно отличается от других московских книжных магазинов. Однажды подруга Тая спросила меня, где можно купить самоучитель украинского языка, а я сказала, что лучше сама ей его куплю. Нельзя было так рисковать Таей и посылать ее в тот книжный магазин на Арбате, ведь мне пришлось изрядно над нею поработать, чтобы она изъявила желание изучать украинский: рассказать кучу историй, показать сотню фотографий, спеть и станцевать.

А еще в Москве есть украинские рестораны, начиная от вездесущей сети «Корчма» и заканчивая летними ганделыками возле метро. Незави­симо от класса, это все равно иллюстрации к так называемой котляревщине: самая лучшая украинская кухня, окунитесь в атмосферу села, которое совсем рядом. Чернобровая дивчина-хостесс на входе, возле двери на улице — парубок-зазывала: обычно, это мужчина лет тридцати из Средней Азии в огромном соломенном брыле и шароварах.

Сто измерений Москвы

Российский флаг на балконе соседнего дома — первое, что бросается в глаза на территории посольства Великобритании в Москве. Но уже через минуту о нем забываешь, поскольку попадаешь в измерение другой культуры: направо пойдешь — очутишься в конференц-зале, где окно выходит на детскую площадку. На качелях развлекаются английские малыши в форме «Челси», а официальная обстановка моментально превращается в неофициальную и даже домашнюю. Так и ждешь, что сейчас ногу пощекочет пушистый кот, поскольку, может, у них тут не только дети на работе, но и коты?.. Налево пойдешь — попадешь в английский паб, который расположен здесь же в посольстве и куда медленно перетекает публика с конференции. Не знаю, в чем дело, в освещении ли, в музыке, в тесноте у стойки бара, но складывается впечатление, что ты перенесся в параллельную реальность.

Выбор измерений в Москве огромен, на то она и мультикультурная. Так отхинкалиться в хинкальной, наесться таких настоящих аджарских хачапури, увидеть столько кубинцев в кубинском ресторане можно только здесь. Приправы к блюдам в азербайджанский ресторан в Москву поставляют из Азербайджана, в китайский ресторан — из Китая. Здесь можно выучить самый экзотический в мире язык и с легкостью найти себе языковую среду. Можно приглашать сюда друзей и, показывая им город, в сотый раз открыть его для себя. Я бы не посидела возле органа в костеле Святого Людовика, если бы меня туда не пригласила хорватка Лидия. Поляк Мачек водил меня по театральным музеям и редакциям, о существовании которых я даже не догадывалась. Думаю, не нужно лишний раз объяснять, что и с Лидией, и с Мачеком, да и сама с собой я познакомилась в Москве.