Россия — нормальная страна. Так заявили в 2003 г. профессора Гарвардского и Калифорнийского университетов Андрей Шлейфер и Дэниел Трейсман. Это заявление кто-то счел слишком лестным, кто-то — почти оскорбительным. Но доводы экономистов были очень убедительными. Верно ли это утверждение сейчас, пять лет спустя? В целом да. Если сравнивать ее не с соседями, а с уровнем стран, находившихся на той же стадии развития.

Мы привыкли думать (и у нас были на то основания), что Россия — особенная страна, порой даже слишком особенная. Но Шлейфер и Трейсман заявляли: «Вопреки общепринятому мнению к концу 1990-х гг. Россия стала типичной капиталистической демократической страной со средним доходом на душу населения». Ученые сравнивали экономическую динамику, распространенность коррупции, уровень развития институтов, неравенство, масштабы государственного давления на средства массовой информации и другие параметры. Они пришли к выводу, что Россия полностью укладывается в общий шаблон развития. То есть результаты у нас были неважные, но у других, когда они стояли на нашем уровне экономического развития, они были такими же. Россия шла по общему, а не по своему особому пути.

«Всякое заблуждение, о котором стоит говорить, содержит в себе несомненную истину, которой оно есть лишь более или менее глубокое искажение.
Владимир Соловьев
Лермонтов»

С тех пор кое-что изменилось. Благосостояние россиян выросло, а улучшилось ли все остальное — большой вопрос. Многие считают, что по всем пунктам, кроме роста экономики, уходящему президенту похвастаться нечем, а некоторые подвергают сомнению и это достижение. Майкл Макфол и Кэтрин Стоунер-Вайс из Стэнфордского университета попытались в своей статье* подвести итоги правления второго президента России, как Шлейфер и Трейсман в свое время подводили итоги правления Бориса Ельцина и первых двух лет Владимира Путина. Выводы стэнфордских профессоров были безжалостными: в России задушены предпринимательская активность и свобода слова, демократия свернута, поэтому и экономика развивается не так уж хорошо. По их мнению, нынешние темпы роста российского ВВП довольно высоки, но, во-первых, обеспечены высокими ценами на сырье, а во-вторых, могли быть куда выше. «Остается только гадать, насколько быстрее бы росла российская экономика при более демократичной системе», — говорит Макфол, который считает правление Путина скорее провалом, чем успехом для России.

РАСТЕМ СЛИШКОМ МЕДЛЕННО?

Сложно спорить со словами Макфола и Стоунер-Вайс о развитии российской демократии. Нельзя отрицать и то, что многие страны, особенно бывшие республики СССР, растут в последние годы быстрее России. Действительно, 11 из 14 республик демонстрируют темпы выше российских. Украина растет с 1999 г. чуть более высокими темпами, чем Россия, хотя и нефть, и газ она покупает, а не продает, да к тому же уже пятый год как не выберется из череды политических катаклизмов. То есть без нефти и правительства можно расти так же быстро, как мы сейчас. А с нефтью и правительством — и еще быстрее. Убедиться в этом можно, взглянув на Казахстан, где режим, с одной стороны, еще более жесткий, чем в России, но с другой — более «просвещенный» в вопросах экономики. И стабфонд там создали раньше, и пенсионную реформу грамотно провели, и финансовая система там развита лучше. В результате за последние восемь лет среднегодовой прирост ВВП Казахстана превышает 10% — вполне китайские темпы. Вот что бывает, если грамотно распорядиться нефтяными сверхдоходами. Значит ли это, что у России вообще нет никаких достижений, а есть лишь упущенные возможности?

Сравнивать Россию с другими странами, перешедшими от коммунизма к капитализму, сложно. У Казахстана схожая структура экономики, но ВВП на душу населения значительно меньше. В Польше, напротив, схожий подушевой доход, но совсем другая структура. В любом случае, какую бы страну мы ни взяли для сравнения, масштаб экономики будет совсем другим. В случае Польши он окажется в три с лишним раза меньше, остальные наши собратья по несчастью обладают еще более скромными экономиками.

Когда стэнфордские профессора сравнивают российские темпы роста с ростом в крошечной и, мягко говоря, небогатой Грузии, они ведут себя столь же странно, как отечественный Росстат, который с гордостью докладывает, что российская экономика растет куда быстрее всех остальных стран «большой восьмерки». Но средний грузин почти в 4 раза беднее россиянина, а гражданин России в среднем в 2-3 раза беднее жителя любой другой страны из «восьмерки». Расти с нуля всегда проще. Запуск одного завода в Грузии или Азербайджане уже прорыв с точки зрения экономической статистики. В России для такого же прорыва желательно запустить целую отрасль. А в развитых странах российские или грузинские темпы роста и вовсе невозможны. Украина и Казахстан тоже беднее и меньше России, а потому расти им легче.

Ректор Российской школы экономики Сергей Гуриев считает, что объективнее будет смотреть в прошлое тех стран, которые сейчас считаются развитыми. Южная Корея, по его мнению, подходящий вариант, тем более что и масштабы экономики у нее сравнимы с российскими, и модель экономики (экспортоориентированная, с крупными промышленными конгломератами) схожая. Эта азиатская страна, развитие которой всегда считалось очень успешным, в тот период, когда корейский ВВП на душу населения был равен нынешнему российскому (в 1980-е гг.), демонстрировала рост 6,3-7,6% в год. Примерно такой же, как сейчас в России, куда, привлеченные таким ростом, стекаются деньги.

«Государство все больше отпугивает инвесторов», — утверждает Макфол. Однако нужно признать, что инвесторы не слишком отпугиваются. В 2007 г. Россия получила почти $50 млрд прямых иностранных инвестиций (ПИИ), что составляет 3,8% российского ВВП. Это высокий уровень, сравнимый, например, с китайским, но далекий от того, что демонстрировали страны Балтии несколькими годами ранее. Тогда Эстония могла похвастаться годовым притоком ПИИ в размере 16% ВВП. Но эстонское экономическое чудо постепенно сходит на нет. В последние пару лет ПИИ составляют от силы 2% ВВП этой страны. Наши соседи по СНГ тоже не могут гордиться слишком большим притоком инвестиций. Но крупные экономики Восточной Европы за счет интеграции с ЕС и вступления в добивались ПИИ на уровне 6% ВВП и больше.

ЯД ИЛИ ЛЕКАРСТВО?

Цены на нефть обусловили рост российской экономики, они же ее задушат, считают западные экономисты. «По нашим расчетам, рост цены на нефть на $1 за баррель добавлял к росту ВВП 0,4-0,5%», — говорит Валерий Миронов из Центра развития. Если считать в ценах 2007 г., нефть с 2000 г. подорожала на $65. Это значит, что российская экономика приросла примерно на 30% благодаря внешнеэкономической конъюнктуре. Всего же за этот период рост экономики составил 72%. Выходит, по большей части он был обеспечен другими факторами. Но нельзя отрицать, что, если бы не бум цен на сырье, наша экономика росла бы куда скромнее — примерно на 4,5% в год.

Миронов признает, что такой учет нефтяного вклада в экономику все равно несовершенен. Не учитывается, к примеру, негативный эффект от удорожания нефти. Из-за сверхдоходов укрепляется рубль, зарплаты растут быстрее производительности труда, что подстегивает потребительский спрос, но снижает конкурентоспособность российских товаров. Поэтому, останься цена на нефть на уровне 2000 г., скорее всего, ВВП рос бы несколько быстрее 4,5% за счет более активного подъема обрабатывающих производств — примерно на 5% или чуть больше против 7%, которые мы имеем в среднем за последние восемь лет. Значит, выгода от цены на нефть значительная, но не решающая. А каков потенциальный вред?

Известно, что из-за притока денег в страну реальная заработная плата стабильно растет двузначными темпами, а производительность труда — лишь на 5-6% ежегодно. То есть рабочим приходится платить все больше за тот же объем работы, цены на отечественную продукцию растут, делая наш рынок беззащитным перед импортом, что в конце концов может загубить промышленность. Об опасности такого развития предупреждают и российские, и западные экономисты. Но в Центре трудовых исследований (ЦТИ) Высшей школы экономики считают по-другому. Конечно, будь рубль слабее, а зарплаты ниже, производителям было бы легче. Но и сейчас они справляются, уверен Ростислав Капелюшников из ЦТИ. Государство сократило налоговую нагрузку на фонд оплаты труда. Это, по мнению экспертов ЦТИ, стало огромной помощью бизнесу.

Но бизнес и сам приспосабливался. Когда говорят о быстром, даже чрезмерном росте зарплат, не всегда вспоминают, что зарплаты не единственная составляющая трудовых расходов. Более того, еще в середине 1990-х, по расчетам ЦТИ, на незарплатную составляющую (социальная защита, льготы, премии, поощрения) в общем объеме реальных трудовых расходов приходилось около 45% — такая огромная по меркам капиталистических стран доля досталась нам в наследство от советских времен. А теперь она сократилась до 25%. Грубо говоря, зарплаты пришлось повышать, но все остальное удалось урезать. Тяжело российским предприятиям было в 1999-2003 гг., когда реальные трудовые издержки росли куда быстрее производительности труда. Но с 2004 г. издержки сильно сократились, а рост производительности труда ускорился. По крайней мере с самым тяжелым следствием роста цен на нефть нашим предприятиям удалось справиться.

ЛУЧШЕ ИЛИ ХУЖЕ?

Главными неудачами последних лет, оказывающими влияние на экономику, само российское правительство называло рост коррупции и неравенства. Неравенство действительно выросло (разница в доходах самых богатых и самых бедных групп населения за время путинского правления увеличилась примерно на треть), что неизбежно при быстром экономическом росте. Но оно, уверен Капелюшников, растет не по всем фронтам: так, например, зарплаты беднейших и богатейших в последние годы немного выравнялись. В 2000 г. разница в зарплате 10% самых бедных и 10% самых богатых работников составляла 7,8 раза. Сейчас — 6,3 раза. «Сокращение произошло за счет ускоренного роста зарплат самых низкооплачиваемых работников», — говорит он. Это связано, по его мнению, и с усилиями правительства (рост минимальной зарплаты и доходов бюджетников), и с объективными факторами: высшее образование становится почти поголовным, и предложение на рынке неквалифицированных профессий сокращается.

Сокращается и неравенство между регионами. «Межрегиональные различия по уровню среднедушевых доходов стали устойчиво снижаться, сократившись с 13,6 раза в 2000 г. до 10,2 раза в 2006 г.», — говорит Елена Щербакова из Центра демографических исследований. Все это, конечно, не значит, что неравенство не проблема. Это значит лишь, что, пока растут доходы всех слоев населения, оно мирится с такими перекосами. Стоит росту замедлиться, проблема встанет куда острее.

В своем исследовании Макфол и Стоунер-Вайс подчеркивали небывалый расцвет коррупции при президенте Путине. Они ссылались на рейтинг и данные фонда . Последний провел два масштабных исследования коррупции в России. Одно на заре путинской эры — в 2001 г., другое — в 2005-м, уже во время второго срока. Согласно этому исследованию, в России произошла просто коррупционная революция: объем рынка взяточничества вырос почти десятикратно всего за четыре года, достигнув $316 млрд — суммы, которая в 2,7 раза превышала тогдашний федеральный бюджет. «Такая гигантская цифра, — объясняет Гуриев, — результат экстраполяции, когда данные по выборке фирм проецируются на все зарегистрированные в России предприятия». К реальности это прямого отношения не имеет. Ведь в официальном реестре предприятий — сотни тысяч фирм-однодневок, и при экстраполяции всем присваивается коррупционная нагрузка, а именно $244 000 в год, которые ИНДЕМ выводит из своих опросов.

«Объем рынка коррупции указать вообще нельзя, — уверен Гуриев. — Можно только говорить об относительном изменении, и если посмотреть на исходные данные опросов ИНДЕМа, то получится, что в процентном отношении от оборота фирм, участвующих в опросе, уровень коррупции не изменился». Это подтверждается данными опросов Business Environment and Enterprise Performance Survey, проводимых Европейским банком реконструкции и развития и Всемирным банком. Какую долю от оборота фирмы платили в 2001 г., такую они и платят поныне. Да, чиновники теперь требуют больше денег. Но больше стали и обороты компаний. Рынок коррупции вырос пропорционально росту всей экономики. Это значит, что ситуация с коррупцией в России вопреки устоявшемуся мнению не ухудшилась.

Проблема, однако, в том, что она и не улучшилась. Опросы, проведенные в развивающихся странах Европы и Центральной Азии, показывают, что озабоченность бизнесменов по поводу взяточничества снижается, доля тех, кто дает взятки часто, тоже идет вниз. Те же данные дают опросы только по странам СНГ. Это нормально: по мере развития страны коррупция снижается. А в России в этом смысле стабилизация. Так же, как и по другим параметрам. Неравенство наступает не по всем фронтам, но его уровень высок. Инвестиций мы привлекаем больше, чем соседи по СНГ, но меньше, чем восточноевропейцы. Экономический рост у нас примерно как у других стран, находившихся на схожей ступени развития, но если бы не нефть, то был бы ниже. С точки зрения экономического развития мы все еще идем по общему пути, но заметно медленнее лидеров. Прорывов нет. Уходящий президент как-то назвал национальной идеей России конкурентоспособность, но не слишком много сделал для претворения ее в жизнь. Ведь Россия не стала очевидно лучше других хоть в чем-нибудь.