Образ Покрова Божией Матери с необыкновенной силой выражает идею небесного служения Пречистой Девы как милосердной Заступницы всех призывающих Ее имя. Возможно, именно поэтому он принадлежит к числу тех святынь, которые становились сакрально-государственными символами обращавшихся к Ней народов.
Видение, явленное св. Андрею Юродивому, произошло в переломный момент византийской истории. Несколько веков ромейская держава подвергалась нападениям со стороны варварских племен, атаковавшим ее с севера, юга, востока и запада. Походы язычников-русов, защиты от которых просили люди, молившиеся во Влахернской церкви Константинополя, стали последней волной в этой череде нашествий. После того, как Пречистая Дева покрыла жителей Царьграда своим омофором, в государственной жизни Восточной Римской Империи наступила новая эпоха. Лев Гумилев называл ее «золотой осенью» византийской цивилизации, когда на смену изнурительным войнам и внутренним неурядицам пришел период мира и культурного расцвета. В правление Македонской династии и Комнинов Византия смогла пожать плоды всего того, что было «посеяно» еще при Константине и Юстиниане.
* * *
Когда опасность варварских вторжений существенно ослабла, сами византийцы стали постепенно забывать о чудесном видении. (Воспоминание о нем не сохранилось в Греческой Церкви.) Однако спустя три века после того, как св. Андрей Юродивый стал свидетелем чуда во Влахернской Церкви, другой Андрей — св. князь Андрей Боголюбский — провозгласил образ Покрова Божией Матери главной святыней новой древнерусской государственности, возникавшей на неосвоенных и малозаселенных землях Северо-Востока.
Создавая «Новую Византию» в непроходимых лесах между Клязьмой и Волгой, Андрей Боголюбский стремился заново, как бы с нуля, начать русскую историю и обращался к святому Владимиру как начальной точке отсчета. Феодальный сепаратизм и междоусобные войны, наступившие после его смерти, выносились за скобки исторической паузы. Новая столица, посвященная Князю-Крестителю, должна была стать фундаментом будущей сверхдержавы, построенной по «ромейской» монархической модели. Храм Покрова на Нерли (1165) под Владимиром стал архитектурным символом этого великого проекта.
К образу Покрова святой Андрей Боголюбский обращал свои молитвы о защите хрупких ростков новой государственности, угрозу для которых представляли не войска соседнего Булгара, а центробежные тенденции внутри самой Древней Руси. И эти молитвы были услышаны: Владимиро-Суздальская Русь стала тем семенем, из которого несколько веков спустя выросло державное древо будущей России.
Покровский собор на Красной Площади в Москве, построенной в честь взятия Казани, возник в тот исторический момент, когда процесс перехода «от Руси к России» вошел в свою последнюю и окончательную фазу.
«Третьему Риму», унаследовавшему имперскую мощь Византии, были явлены новые святыни. Палладиумом великого государства стала икона, найденная девятилетней девочкой на казанском пепелище. Несколько десятилетий спустя именно перед ней будут молиться ополченцы Минина и Пожарского во время решающего похода на Москву. Символика Покрова осмысляется в новую эпоху по иному, нежели раньше. Отныне он напоминает о смене времен года, когда земля покрывается первым снегом, и становится любимым праздником будущих невест.
А Покровский собор, возведенный зодчими Ивана Грозного, начинают называть по имени прославившего его святого — тоже, как и свидетеля Влахернского чуда, юродивого, св. Василия Блаженного.
С другой стороны, именно в это время икона и праздник Покрова приобретают особое значение для Запорожской Сечи, которую принято считать сегодня «эмбрионом» будущей Украины. Дмитрий Вишневецкий — легендарный вождь запорожцев, служивший у Ивана Грозного и ставший свидетелем экспериментов по созданию военно-религиозного ордена на базе воинства опричников, решил по-новому воплотить в жизнь эту идею на берегах Днепра. Попытка оказалась удачной, и к концу XVI века братство запорожцев превратилось в настоящий рыцарский орден, защищающий христианский мир от вторжения варварских орд.
Религиозным символом, удивительно точно отражавшим историческую миссию Сечи, стал образ Покрова Божией Матери. Ему была посвящена главная святыня запорожцев — храм, в котором воины молились перед походами и сражениям. Там же хранились таблички с именами героев-запорожцев, павших за веру на поле брани, которые во времена заупокойной ектении диакон произносил перед алтарем. При чтении священником Евангелия казаки брались за ручки своих сабель и вынимали их до половины из ножен знак готовности сражаться за Православие. Было принято, что треть своей добычи запорожцы жертвуют на украшение этой церкви.
И снова обращение к образу Покрова Божией Матери, которому молились рыцари Сечи, не осталось без ответа. Дело, за которое они боролись, было доведено до конца. К концу XVIII века украинские земли были освобождены от польского гнета и надежно защищены от вторжений с Юга. Выполнив свою историческую сверхзадачу, Сечь ушла в историю. А полвека спустя последние носители ее воинских традиций примирись с русским царем и продолжили свое служение в Азовских степях и на берегах Кубани. Переход запорожцев под водительством Осипа Гладкого на сторону царя во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов имеет в истории российско-украинских отношений едва ли не большее значение, чем Переяславская Рада. Встреча Николая I и предводителя запорожцев, базировавшихся в устье Дуная, стала моментом «интеграции суверенитетов» Сечи и Империи.
